Попытался поцеловать, но она стала вырываться как сумасшедшая.
— Отпусти меня! — она извивалась, но только распаляла его еще больше, — пусти!
Все его тело превратилось в огонь. Он плохо соображал. Он чувствовал, как слабые Викины руки упирались ему в плечи, отталкивали его, но он только крепче стискивал её, не в силах отпустить, оторваться от неё. И хотя мысли её блуждали где-то далеко, тело было совсем рядом с его губами, и Ярослав не мог отказаться от её влекущей красоты. Пусть она уворачивалась и сжималась от поцелуев, пусть её отказ раздражал его, он в то же время разжигал в нем еще более страстное желание.
— Вика! Вика! — он должен подумать за них обоих. — Тихо! Стой! Я не сделаю тебе ничего плохого. Прошу тебя! Перестань! Что происходит? — он ослабил хватку. — Не убегай. Прошу. Давай поговорим. Что случилось? — Почему он должен успокаивать ее, когда мог просто завалить здесь?
— Ничего, — она не смотрела ему в глаза, но дергаться перестала.
— Ничего? Ты уверена? — «Она что, издевалась?»
— Да.
— Тогда почему ты бегаешь от меня?
— Не твое дело. — Наконец-то хотя бы обиженные нотки в голосе, а не сумасбродная злость.
— Очень даже мое. Я что-то сделал не так? — «Эти сопли сведут его с ума!»
— Да. — «Ого!»
— Что? — он заискивающе глянул в глаза.
— Ничего, — она не поднимала ресниц. Хорошо хоть перестала рыпаться!
— Я должен сам догадаться? — Он был само смирение.
— Да, — голос ребенка.
— Нечаянно обидел твою подружку?
— Нет.
— Съел твой йогурт?
— Нет.
— Забыл поцеловать утром?
— Нет, — наконец-то подняла взор.
— Ты передумала выходить за меня замуж? — затаил дыхание.
— Нет. — Облегчение.
— Малыш, ты не хочешь помочь мне?
— Нет.
— Пожалуйста! Давай я буду предполагать, а ты говорить тепло или холодно.
Она посмотрела печально исподлобья:
— Ты ведь хочешь, чтобы я стала твоей женой?
— Да, — уверенно и даже страстно ответил он, и черт его дернул спросить: — ты хочешь ребенка?
Ее глаза расширились, он прочитал в них удивление и… предчувствие? Она сглотнула:
— Это да. Но расстроилась я не поэтому. — Вот черт! Не надо было говорить про детей! Ярослав мысленно ударил себя по лбу! Кто за язык тянул?
— Почему же? — вопросительно склонился к ней, как к несмышленышу.
— Почему ты хочешь, чтобы я была твоей женой?
— Почему? — Ярослав растерялся, сердце замерло, и тут же забилось чаще: что она узнала? Кто мог проговориться? Димка? Он осознавал, что тень неизвестного накрывает его, подобно стремительно опускающимся сумеркам. Дальнейший ход событий зависел от того, что произошло и того, что он, Ярослав, сейчас скажет. Дом был тих, по углам затаилась темнота. Только из открытой двери комнаты проникал рассеянный уличный свет. Он отражался в зеркале прихожей и растекался в никуда.