– Все правильно. Ты ведь умница. И я думаю, у нас тебе будет хорошо, особенно когда в твоей милой головке все вещи станут на свои места. А теперь спи и ни о чем не думай. На все твои вопросы в свое время будут и ответы. Обещаю тебе.
Утро следующего дня Рита встретила с куда большей долей уверенности в себе и с просто превосходным самочувствием. Она ощущала такой необычный, такой мощный прилив физических сил, что подумала, будто она ошиблась, и со вчерашнего дня прошла не одна освежающая сном ночь, а, по меньшей мере, неделя. Ритка хотела встать и побежать в сад, во двор, хоть куда-нибудь, но из постели ее не выпустила Тата, велевшая ей дожидаться визита следователя Воеводина, впрочем, пообещала, что после его ухода Ритка сможет выйти, так как лежать ей дольше не будет никакого смысла. Ритка и сама догадалась, что ее выдают за лежачую больную исключительно по сценарию пьесы, надлежащей быть в розыгрыше перед невысоким прокурорским чином, и потому не протестовала. Роль свою она собиралась отыграть на совесть, ее будоражили нетерпение и егозливое беспокойство, как начинающего актера перед первым учебным выходом на сцену. Ей представлялось, какой жалкой и слабой, но очень убедительной, предстанет она, Рита, перед суровые очи блюстителя, и обманет его милицейскую подозрительность, вечную профессиональную настороженность, ввиду намеренного и умышленного введения в заблуждение, и бдительный аргус закроет горящие глаза и уснет убаюканный и успокоенный ее безобидной правдивостью.
Но блюститель оказался вовсе не суров, и комедия не понадобилась. Ритка даже была разочарована, что ее актерские старания не нашли применения. Воеводин оказался довольно молодым, хоть и полноватым, но живым и суетливым, сильно страдающим от жары, человеком. По крайней мере, он беспрестанно тер свое рыхлое невыразительное лицо клетчатым старомодным платком внушительных размеров, и даже не присел для проведения своего допроса, а и допроса никакого не было. Воеводин семенил, переваливаясь, вокруг Риткиной кровати, разговаривая по большей части с Мишей о каких-то далеких и непонятных делах, сильно жестикулируя и изредка кидая Ритке на ходу незначительные вопросы и не очень вслушиваясь в ответы, и только невпопад несколько раз бросил в ее сторону: «Ну, да, да, конечно, будем искать!». Хотя кого Воеводин собирался искать, Ритке было совершенно непонятно, да и уже не важно. А непоседливый следователь, потихоньку увлекаемый Мишей вон из комнаты, уже хитро и приторно жаловался на непонятный Рите, но злокозненный карбюратор: машина, ведь своя, не казенная, казенная не по чину, не положено, так что ножками, если что, товарищ следователь, ножками, а это маята и упущенное государственное время. Миша сочувственно кивал, и убеждал в полной поправимости беды и в личном и бескорыстном своем участии в борьбе с аморальным карбюратором, и, уходя, подмигнул Ритке, мол, не скучай, все в ажуре. А потом ее переодели в клевую, модную одежду, не поскупились, что приятно, и разрешили, наконец, встать и идти, и заново познакомились и приняли в семью.