Сердце вспыхивает подобно факелу. Внутри происходит нечто невообразимое, и мне становится так невыносимо больно, что каждое нервное окончание взвывает и сливается в один гремящий звук. Набираю, как можно больше воздуха, а мне все равно не хватает.
— Не бойся. Страх отступает, когда ты смотришь ему в глаза.
Я порывисто опускаю руки, распахиваю глаза и неожиданно вижу того человека, из-за которого жизнь больше не имеет смысла. Ведь рядом его больше нет.
— Мам, — срывающимся голосом, шепчу я и ощущаю, как по щеке скатывается слеза.
— Я здесь, дорогая.
Стремительно подрываюсь на ноги. Меня пошатывает. Я все равно выпрямляюсь, не собираюсь останавливаться, никогда не остановлюсь. Тяну к маме руки, они дрожат, в них больше нет сил. И мама ко мне тянется. Прекрасная, живая Реджина Монфор делает один широкий шаг ко мне навстречу, а затем наши пальцы сталкиваются и проходят друг через друга. Я ошеломленно застываю, услышав, как в груди разбивается на миллионы осколков сердце, а она глядит на меня широкими, карими глазами и прикусывает дрожащие губы.
— Прости, дорогая. — Шепчет она.
— Мам, мама, — я осматриваю ее бегающим взглядом, хватаюсь руками за волосы и на нее гляжу так пристально, одержимо, боясь даже моргнуть, — ты здесь, ты пришла ко мне.
— Я никуда и не уходила, Ари.
Я начинаю плакать. Слезы скатываются по моим щекам, я их смахиваю порывисто и зло, потому что не хочу быть слабой. Но ничего не выходит. Мне так плохо. Так больно. Я вижу маму. Она здесь. Передо мной! Но я даже не могу к ней прикоснуться.
— Все в порядке, дорогая. — Робко улыбаясь, говорит она, а я мотыляю головой.
— Нет.
— Ари, пожалуйста…
— Нет, мама. Все очень плохо. — Прикрываю ладонью губы и упираюсь о стену.
— Не говори так.
— Но это правда. Тебя больше нет. И папы нет. И Лоры.
— Тише… — Мама подходит ко мне. У нее удивительно красивые руки. Пальцы тонкие и изящные, как у пианиста. Она проходится ладонью в нескольких миллиметрах от моей пылающей щеки, а я зажмуриваюсь и представляю, что она со мной рядом, что она смогла ко мне прикоснуться. Тепло расплывается по коже, и наплевать, что мамы больше нет, она не призрак! Нет. Она теплая, она живая. И руки у нее мягкие, нежные. — Мы всегда были с тобой рядом. Даже тогда, когда ты нас не видела, Ари.
Я открываю глаза и изучаю знакомое мне лицо. Шоколадные волосы, ровные, густые брови. Родинка на щеке. Морщинки почти не видны, разве что у губ, она часто улыбалась.
Мы с ней не похожи. Ни капли. У нас абсолютно разная форма лица, волосы и глаза. У нее широкие скулы, как у Мэри-Линетт, а у меня более узкие, как у Норин. Но при этом, когда я двигаюсь, я невольно повторяю ее движения. Когда говорю, произношу ее слова.