- Садись, - сказал Синельников поднявшемуся было Журавлеву. - Еще два звонка.
Сначала он соединился, опять же по внутреннему телефону, с Ковалевым.
- Скажи, пожалуйста, у Казалинского автомобиль есть?
- "Жигули" последней модели.
- Значит, он в устройстве мотора и всего прочего разбирается?
- А кто его знает... У меня вот приятель лет двадцать машину держит, а умеет только баранку крутить. Свечи ему сосед по гаражу меняет.
- Ну спасибо.
Потом Синельников позвонил по городскому телефону Румерову.
- Вильгельм Михайлович, прошу приехать ко мне. Буквально на пять минут.
Румеров как бы даже обрадовался звонку.
- Немедленно буду.
- Посиди, - положив трубку, сказал Синельников Журавлеву. - Сейчас познакомишься с одним из взяткодателей. Все равно тебе с ним общаться придется.
Едва Синельников кончил излагать Журавлеву подробности истории с тормозными шлангами и свои соображения по этому поводу, приехал Румеров. Как в последний свой визит сюда, он вошел в кабинет с улыбкой, всем своим видом показывая, что готов расшибиться в лепешку, лишь бы люди остались им довольны.
- Надеюсь, Вильгельм Михайлович, вы никому не передавали содержание наших бесед? - спросил Синельников.
- Как можно?! - воскликнул Румеров. - И вы же меня предупреждали.
- Скажите, на машину Короткова новую фару у вас на базе ставили? - Румеров зарделся.
- Вы же понимаете, товарищ Синельников, мне неудобно сразу ему во всем отказать... По-моему, так даже деликатнее... Мы были друзьями.
- Когда ставили фару?
- Позавчера.
- А с Казалинским вы не дружите?
- С Артуром Георгиевичем? Это нельзя считать дружбой. Скорее доброе знакомство.
- Ему вы никаких услуг по автомобильной части не оказывали?
Лицо Румерова сделалось пунцовым.
- Представьте, он два дня назад попросил проверить развал колес. У нас это можно...
- Когда он привел свою машину, машина Короткова была уже у вас на базе?
- Он не сам приезжал. Какой-то молодой человек.
- Но автомобиль Короткова уже был тогда на базе?
- Да, - с некоторым испугом отвечал Румеров. - Разве что-нибудь случилось?
Синельников не счел нужным оповещать его об аварии, он лишь заметил:
- Поразительная вещь, Вильгельм Михайлович. Автобаза государственная, а вы ею распоряжаетесь, как личной. Вам это в голову никогда не приходило?
У Румерова был глубоко страдальческий вид.
- Это, конечно, нарушение... Но я же с вами откровенно...
Действительно, было чему поражаться: этот сорокалетний дядя, по всей вероятности, всерьез полагал, что его откровенность вполне оправдывает нарушения.