- Я говорю, больше некому, - повторил Короткой.
- Нужна веская причина для таких чрезвычайных мер.
- Зачем ему свидетель, который все знает?
- Все-таки одним этим трудно объяснить поведение Казалинского
- Чужая душа - потемки.
- Может быть, есть какие-то другие мотивы?
И тут Коротков дал осечку. Он спросил:
- У него?
Лживые люди, привыкшие врать даже без надобности и по ничтожным поводам, когда, например, у них интересуются: "Ты вчера в кино ходил?", обычно пере-спрашивают: "Кто - я?" Чтобы дать себе время придумать ответ. Тут было нечто похожее, но в вопросе Короткова содержался еще и подтекст, который можно было прочесть и так: "У меня?" Коротков и сам сообразил, что слегка поскользнулся, но это не сбило его с толку. Так как Журавлев счел нужным промолчать, он пояснил:
- Клешня - страшная личность. Никто не знает, на что он способен.
- Александр Антонович был другого толка человек, не правда ли?
- Небо и земля! - воскликнул Коротков. - Александр Антонович - взрослый ребенок.
Позиции сторон, что называется, окончательно определились. Журавлев подкинул Короткову возможность продемонстрировать свою любовь к покойному Перфильеву.
- Вы никогда не ссорились?
- С ним невозможно было ссориться. И потом я намного моложе. Я уважал его. Он, правда, не разрешил Лене выйти за меня замуж до окончания института. Но в общем-то это понять можно. Он был справедливый мужик.
Ну, разумеется. Все так и должно быть. Кому придет в голову после таких слов подозревать человека в убийстве потенциального тестя?
Последнюю часть разговора Журавлев не стал оформлять в виде допроса. К сожалению, бумага не способна передать оттенков тона и настроения. Он вынул из чемоданчика опись драгоценностей, дал ее Короткову я сказал:
- Во время аварии при вас был кисет с драгоценностями. Тут они перечислены. Это все принадлежит вам?
- Не все, - внимательно прочитав опись, ответил Коротков.
- Уточните, пожалуйста.
- Серьги и браслеты не мои.
- Чьи же?
- Елены Перфильевой.
Журавлев вспомнил о настоятельном совете Синельникова дознаться, зачем Коротков приезжал к дочери Перфильева в ночь после несчастья с ее отцом.
- Вы навещали ее ради этого?
- Да.
- Принадлежащие вам ценности хранились у нее?
- Да.
- А к чему же было брать ее собственные?
- На всякий случай.
- Опасались конфискации?
- Можно считать и так.
- Ее драгоценности, значит, нажиты нечестным путем?
- Кое-что осталось от матери. Кое-что я подарил.
- А Казалинский не дарил?
- И он тоже.
Это Журавлев внес в протокол, попросил Короткова прочесть и подписать его, что тот и сделал.