Той же ночью я едва дождался двух часов пополуночи, когда автоматически отключались прожектора. В келье после очередного дня тяжёлых полевых работ храпело пять человек — меня старались держать под усиленным надзором. Я уже давно вслушивался в этот храп и ровное дыхание, свидетельствовавшее о достаточно глубокой фазе сна. Босиком, на цыпочках я подобрался к двери и резко распахнул её. Благодаря этой бесшумной резкости движений ни кровать, ни дверь не издали ни единого скрипа. Пока что всё получалось, как я хотел, мобилизированы были все нервные клетки организма, все мышцы и суставы. Я начал красться в другое крыло здания. В часовне у меня был тайник, в котором были сложены дубликаты ключей и карта автодорог. Так же бесшумно, не сделав ни одного лишнего движения, я проделал всю траекторию, отработанную в мыслях тысячи раз. В канцелярии, не издав ни единого скрипа, я открыл сейф и изъял оттуда свой паспорт. При помощи третьего дубликата я забрался на склад, где я зацепил пару пачек сигарет. Дальше был гардероб. Там я парой движений собрал всю необходимую одежду и обувь, которые я нёс в руках. Всё так же, крадучись, я выбрался из входной двери, подошёл, скользя по острому гравию босиком, на носках, к статуе Мадоннины и выгреб оттуда всю мелочь — пожертвования паломников. Не ведая того, они пожертвовали свою мелочь гонимому страннику. Проскользнув в аббатство, под крестообразным звёздным покровом я, уже почти дрожа от напряжения, оделся и обулся. Потом в мозгу сверкнула команда «На старт!». И я рванул, не раздумывая и без оглядки. Через тёмный остов аббатства и раскинувшееся за ним широкое, скошенное поле я бежал стремглав, со всех ног, изо всех сил, потому что знал, что меня могут хватиться в любой момент. Мне светили звёзды и ухала сова. Выбравшись на трассу, я продолжал бежать, петляя вокруг холмов, лишь изредка переходя на шаг, настолько быстрый, насколько я мог, чтобы немного отдышаться. Заслышав сзади звук мотора, или завидев свет фар, я стремительно падал в канаву за обочиной и пережидал, зарывшись лицом в землю, пока не проедет машина. Когда рассвело, я старался идти сбоку от дороги, скрываясь в лесу. Сменив несколько дорог и выйдя на трассу по направлению к Риму, я начал стопить. Но автостоп в Италии — почти безнадёжное занятие. За двое суток меня подбросили два немца, один швейцарец (он накормил меня завтраком) и один пакистанец. Сна в лесу не было из-за холода, хотя я набрасывал в кучу оторванные ветки хвойных деревьев, палую листву, и закапывался в них с головой. Питался я инжиром и виноградом — всем, чем были богаты придорожные тосканские земли. Воду пил из ручьёв. Наконец, на третьи сутки я остановил машину, в которой за рулём сидел человек в «сафари» с седой бородой, чем-то смахивающий на Хемингуэя. Он ехал в Рим. Когда я сел в машину, я заметил, что, проезжая Тоскану, он слушает «Божественную комедию» Данте в оригинале, на «вульгарном», т. е. на средневековом диалекте латыни, из которого и родился современный итальянский язык.