— Там еще про Культ Сумеречного Молота. Есть даже план эвакуации с их базы в Нагорье, — без всякой искорки сказал я.
Джо решил, что я заслужил отдых.
— Денька… два? Тебе ведь хватит?
Я кивнул.
Когда я свалился с бархана перед вооруженными до зубов охранниками Шнотца, я услышал рядом собой хриплый голос, который употреблял такие непечатные фигуры речи и настолько витиеватые обороты, что я воспылал гордостью к своему внезапному соседу. Неподалеку виднелась только потрепанная фетровая шляпа, надвинутая почти на самые глаза. Шляпа двигалась вдоль песочной баррикады, надежно скрывавшей нас от посторонних глаз, и материлась. Я пополз следом. Из всего потока слов я понимал только: «Древние обелиски», «что же вы творите», «Смертокрыла на вас нет».
Я оказался рядом с собеседником, которого вряд ли бы пустили в штормградский Собор Света, и он взглянул в мою сторону, как будто знал меня тысячу лет, не меньше.
— Слушай меня внимательно, друг, — сказал он мне. — На разговоры нет времени, так что я буду краток. Эти ребята, как я понимаю, хватают все без разбора и, похоже, уже растащили на части нужный нам аппарат.
Внезапно мы стали командой. Никчемный журналист, ищущий славы, и искатель приключений и древностей — Харрисон Джонс.
Не знаю, как бы отреагировал на это имя Большой Джо. Наверное, его лицо сначала бы побелело, как при новости о всемирном Катаклизме, потом покраснело бы, как было, когда Тралл ушел с поста Вождя. А потом он бы кричал еще сильнее, чем при падении Короля Мертвых. Потому что если Шнотц, теша свое самолюбие на заре карьеры оружейного барона, еще давал прессе интервью, то Харрисон Джонс для журналистов был самой неуловимой фигурой. Хуже него был только Бранн Бронзобород. Тот вообще – совершал открытия, назначал дату и место для пресс-конференции, но вместо себя присылал своих помощников. Никто и никогда не знал, где находится и над чем работает Бранн Бронзобород.
Я фотографировал наш каждый с мистером Джонсом шаг. Даже когда мы летели на угнанном вражеском самолете и расстреливали погоню, даже когда в древних залах ожили каменные статуи и погнались за нами, я не выпускал из рук фотоаппарата. Каждую минуту я думал о том, что нюх на сенсации не обманул меня. Я держал в руках такую сенсацию, какая не снилась даже Большому Джо.
Пока Харрисон Джонс не сказал однажды:
— Но ты ведь понимаешь, что не сможешь никому и никогда сказать об этом путешествии?
Я побледнел.
— Мистер Джонс, ведь это… Большой шанс… Для вас, — мямлил я.
Джонс по-доброму улыбнулся и протянул руку к моему фотоаппарату на плече.