Итак, мы проследили три следующих друг за другом воплощения одной и той же индивидуальности. В одной инкарнации — в древние времена это была исключительно смышленая, умная личность. Затем следует крестоносец, который в определенный момент по той причине, что его разум толкнул его когда–то на преступление, получает паралич мозга, угашающий этот разум, — причем после того, как этот разум получил ошеломляющее впечатление от цивилизации Востока. Наконец, третье воплощение: прусский офицер, вынужденный уйти в отставку вследствие заболевания колена и не знающий, что ему теперь делать, погружается в философию и пишет "Философию бессознательного" — впечатляющую книгу, целиком и полностью порожденную цивилизацией второй половины XIX века.
Такие связи проливают свет на то, что прежде было темно и непонятно. Видите ли, когда я в молодости читал сочинения Гартмана, не зная того, о чем я только что рассказал, у меня всегда было такое чувство: да, тут есть что–то очень–очень толковое. Но читая одну страницу, я думал: основной смысл не на этой странице. Мне всегда хотелось заглянуть на соседнюю страницу, не там ли этот смысл. Но это не был сегодняшний смысл, это был смысл вчерашний или позавчерашний.
Ясность в этом отношении возникла только тогда, когда я увидел: эта исключительная умственная одаренность отстоит на два воплощения назад и проявляется в настоящем. Тут только проливается свет на всю эту литературу, на сочинения Гартмана, которые составляет целую библиотеку, — на нее проливается свет, когда узнаешь: здесь имеет место проявление ума, бывшего в значительно более ранней инкарнации.
Разговаривая с Гартманом можно было и на самом деле почувствовать: позади находится некто, который никогда не говорит, а за ним находится третий, от которого и исходят инспирации. Слушая его, можно было порой прийти в отчаяние: офицер говорит о философии, говорит о высших истинах — без воодушевления, безразлично и каким–то грубым голосом. Понять, в чем здесь дело, можно было, только зная о том, что за этим стоит ум, отстоящий на две инкарнации назад.
Конечно, в таком раскладе можно увидеть отсутствие пиетета, но вы не должны видеть здесь отсутствие пиетета; напротив, я убежден, что каждому человеку весьма полезно знать такого рода кармические закономерности, касающиеся его самого, даже если кому–то и пришлось бы признать: в моем позапрошлом воплощении я был совсем дрянным человеком. Это может оказаться исключительно полезным для жизни, если кто–нибудь сможет сказать себе это. Однажды в какой–то инкарнации, а то и не однажды, человек всегда бывает именно самым что ни на есть дрянным. При этом современные инкарнации не обсуждаются, подобно тому как в обществе существует правило не переходить на личности присутствующих.