– Не может быть, что вы и в самом деле намеревались атаковать Эбердин, даже если у вас тысяча воинов.
– Воины королевы покинут ее. Битхэг видела это. Джанет и Одноглазая Мэгги видели то же самое. И не думай, что тебя саму нельзя будет принести в жертву священному колодцу.
На мгновение все звуки смолкли. Замерли даже лошади и птицы, щебетавшие на окружающих нас деревьях.
– Только попробуйте! – Это был Уот Кэрни. Он протиснул своего кряжистого гнедого коня между мною и леди Хантли, так что та была вынуждена попятиться. – Сперва я изрублю в капусту вас, миледи, и ваших колдуний, а воины королевы мне подсобят. Садись в седло, Ринетт, и поехали отсюда.
Воины королевы вновь подняли свои алебарды, а люди леди Хантли отступили, защищая свою собственную госпожу. Я причмокнула губами, подзывая Лилид, и она тут же подошла и ткнулась носом мне в ладонь. Я повернулась, чтобы сесть в седло, и тут в низком кустарнике мелькнуло бело-рыжее пятно.
– Стоять, Лилид, – приказала я и снова начала причмокивать. Грязный, худющий охотничий щенок с крапчатыми белыми лапками и рыжими ушами выполз из-под кустов и пополз по траве, почти прижавшись к ней брюшком. Я присела на корточки и протянула к нему руки.
– Иди сюда, малыш.
Он понюхал мои пальцы, поднял голову и посмотрел на меня своими влажными темными глазами. Я завернула его вместе с налипшей на него грязью в синий плащ королевы, и он прижался ко мне, все еще дрожа; его сердечко билось часто-часто. Один из воинов королевы подставил мне сплетенные руки, я ступила на них и, схватив поводья Лилид одной рукой, вскочила в седло.
– Он предназначен для жертвоприношения! – высоким, пронзительным голосом завопила ведьма по имени Битхэг. – Он принесет тебе несчастье! Оставь его тут, не то пожалеешь.
– Никакого несчастья он мне не принесет, – возразила я. – Я вижу здесь сливовое дерево, а оно предвещает преданность, и левкои, означающие ревностное служение, и синюю фиалку, что расцвела позже положенного ей срока – она говорит о верности, не знающей границ. Вот что принесет мне этот пес.
– Ты дура, Марина Лесли, – сказала Элизабет Кит, графиня Хантли. – Мягкосердечная дура. Забирай своего щенка и увидишь, что принесет с собою завтра.
– Конечно заберу, – ответила я. Лилид не нужны были поводья, я могла управлять ею с помощью одних колен. – Я передам королеве ваши слова. И не верьте тому, что ваши ведьмы наговорили вам про завтрашний день.
Щенок оказался мальчиком. Когда его отмыли, он оказался бело-рыжим, с длинными шелковистыми золотисто-рыжими ушами, черным пятнышком на спинке и крапчатыми лапками, так тронувшими мое сердце. Хотя и тощий от голода, он казался достаточно здоровым и, по-видимому, был породистым охотничьим псом. Чтобы другие знали, что у него есть хозяин, я повязала ему на шею голубую ленту до той поры, когда ему изготовят настоящий кожаный ошейник. Уот Кэрни, который, при всем своем немалом росте и грубой наружности, становился ласковым, как какая-нибудь добросердечная старушка, когда речь шла о животных, назвал его Сейли, сказав, что на диалекте его бабушки, уроженки графства Файфшир, это означает «счастливый», а также имеет дополнительные значения: «невинный» и «благословенный» – идеальное имя для невинного создания, спасенного от утопления в священном колодце. Щенка можно было назвать счастливым сразу в двух смыслах: во-первых, ему повезло, что мы с Уотом появились как раз вовремя, чтобы не дать его утопить, а во-вторых, несмотря на угрозы ведьмы, я чувствовала, что он принесет мне удачу.