Экипаж был старомодный, на высоких узких колесах.
— Куда ты едешь? — спросила Хуанита извозчика, который снял свою шляпу и как будто поджидал ее.
— Я еду обратно в Памплону, сеньорита. Я возил багаж сеньора Мона. Сам он передвигается по горам пешком. Рассчитываю кого-нибудь подсадить до Памплоны. Не задаром бы возвращался.
Такая удача была довольно странна. Положим, что Хуаните всегда везло, и она была одной из тех, на долю которых всегда выпадают разные маленькие удачи. Такой же удачей сочла она и встречу с извозчиком. Она не радовалась ей и не удивлялась.
Такие мысли приходили ей в голову, когда она проезжала по маленькой горной деревушке.
— Что такое? Как будто гром или пушка? — спросил Эвазио Мон, сидевший еще в столовой за простым, но сытным завтраком.
— Клерикальные уши едва ли могут распознать пушки, — шутливо отвечал Саррион, — это не пушки, это кто-то проехал по мосту в деревне.
Мон кивнул головой и углубился в свой завтрак.
— Вид у Хуаниты счастливый и довольный, — заметил он, немного помолчав.
Саррион промолчал. Эту манеру не отвечать он заимствовал у Марко, зная, что в словесной войне она иной раз действительнее всяких слов.
— А как по-вашему?
— Конечно, вы правы, Эвазио.
Саррион все старался разгадать, зачем этот буревестник клерикальной политики пожаловал в Торре-Гарду. Его приход никогда не предвещал ничего доброго. Иезуит не любил рисковать, не любил театральных эффектов, но неутомимо и, не покладая рук, работал на пользу того дела, за которое взялся.
— Я не той стороны, которая выигрывает, но я уверен, что я на правильном пути, — заявил он однажды публично. Эта фраза обошла в свое время всю Испанию.
Покончив с завтраком, Эвазио стал говорить об отъезде и спросил, может ли он видеть Марко, чтобы поздравить его с избавлением от опасности.
— Этот случай должен послужить ему уроком не ездить по ночам. Долго ли до беды в этих горных теснинах.
— Конечно, — медленно проговорил Саррион.
— Я спрошу сиделку, можно ли войти к нему, — сказал Эвазио, вставая из-за стола.
— За ним ходит Хуанита. Я сейчас спрошу ее, — отвечал хозяин, без церемонии оглядывая все столы как бы для того, чтобы убедиться, не осталось ли где-нибудь на них письма или записки, которую Мон мог бы прочесть.
Войдя в комнату Марко, он увидал, что тот встал уже с постели и одевался с помощью слуги и горца. Быстрым жестом он указал отцу на открытое окно, через которое Эвазио Мон мог слышать каждое восклицание.
— Хуанита уехала, — сказал Марко отцу по-французски, — прочти эту записку. Это, конечно, его дело.