– И что в этом смешного?
– Хм. Для вас – ничего. А для нас так – очень. На глинике, Эндрю, «ass» означает «задница», а «bum» – когда «бездельник», когда «растяпа», а когда тоже… почти что «ass». Игра слов.
– А-а, теперь понял. Действительно… смешно, – протянул я. – Ну а у вас на Глинии как с этим дела обстоят?
– У нас еще проще. У нас ничего не переводят – используют изначальную аббревиатуру. ДСБ. И обыгрывают ее как DipShit Base.
– И что это означает?
– Лучше не спрашивай, Эндрю. Это почти неприлично.
– Ладно. Не буду, – согласился я. «Да уж, хотел бы я посмотреть на реакцию товарища подполковника, когда его кто-нибудь «дипшитом» попробует обозвать… не подумавши».
– Ну вот и хорошо, а пока… замнем пока эту тему и займемся лучше…
– Ничем мы с тобой больше заниматься не будем, – оборвал я «Ивана Семёновича». – Пока бабки не принесешь.
– Хорошо-хорошо, – поднял руки «закусалец». – Всё будет, Эндрю. Можешь не беспокоиться.
«Эх, что-то он уж больно довольным выглядит. Неужто я прокололся где? Блин, мне б его хотя бы на десятку обуть – и то хлеб. Фиг с ними, с миллионами».
А «пан Костенко» продолжал разлагольствовать:
– Я ведь говорил уже, что мне надо с «кузенами» пообщаться. Прости, но здесь они рулят. Короче, не при делах я. Так что подожди еще, м-м, часика два, и мы всё решим.
– Какие еще, мать твою, два часа, Джонни?! – взорвался я, вскакивая с места, пятой точкой чувствуя, что шпион буквально «выскальзывает» из моих «цепких лап». – Пятнадцать минут… полчаса, максимум. Иначе всё, никаких дел!
– Да не волнуйся ты так, Андрей. Через полчаса, так через полчаса.
– Хорошо, буду ждать, – буркнул я, вновь опускаясь на мягкий диван. – Но только полчаса. Не больше.
– Лады, – кивнул Джонни, а затем… затем он объяснил мне текущий расклад. – В общем, так. Через полчаса сюда придет один человек. Из Мериндосии. Вот с ним-то ты и перетрешь эту тему. Полагаю, он же тебе и бабосы скинет.
– А ты? – удивился я.
– Увы. В этом деле я всего лишь посредник.
Глава 40. Ни хрена себе баян!
Секунд пять я сидел молча, пытаясь врубиться в ситуацию, а когда понял, то:
– Ну и гад же ты, Джонни! – бросил я в сердцах. – И какого тогда хрена я тут, как последний м…к, перед тобой распинался?
– Извини, Эндрю, работа такая, – совершенно искренне ответил глиничанин, вставая. – А в качестве компенсации…
Он вздохнул, положил на стол две сотенные бумажки и, не говоря больше ни слова, покинул отельный бар. Оставив меня в гордом одиночестве.
«От, сволочь! Гад конкретный! Кинул меня, развел, блин, как лоха…»
Чертыхнувшись с досадой, я протянул руку к купюрам и… ткнулся ладонью во что-то твердое.