Оставаться на Уренгуте я больше не мог. Беззаботное детство, юность, все годы, наполненные счастьем и радостью, ушли безвозвратно. Канули в бездну. Вместе с отцом и матерью. Оставив после себя лишь память. Только память. И потому… потому я продал дом, раздарил знакомым всё, что напоминало о прошлом, и перебрался на Москонию, к тете Насте, благо, она не возражала. Глупо, наверное, я тогда поступил, но иначе… иначе я бы точно свихнулся в окружении до боли знакомых стен и предметов, вновь и вновь переживая то, что безжалостно разорвало жизнь, что разделило ее напополам. На до и после.
И только одну вещицу я сохранил. Маленький серый камень из отцовского собрания минералов. Впрочем, может, и не из его коллекции, а из той, что принадлежала дяде Артемию, не знаю. Камень этот я, вообще говоря, нашел за диваном, через неделю после того как… Видимо, случайно он закатился туда из опрокинувшейся коробки, и в тот вечер его так и не отыскали. Или забыли – уж больно невзрачный он был, незаметный. Кстати, все минералы я потом Борису и Глебу отдал, сыновьям Артемия Ивановича. А вот камушек тот оставил. И никому о нем не сказал. Почему? Не знаю. Хотя… зацепил меня чем-то этот обломок. Я ведь, как взял его в руки, так будто в прострацию впал. Привиделось что-то. Нечто пугающее и в то же время затягивающее, манящее куда-то в неведомое. В тайное. Словно стою я на вершине скалы, а передо мной круг, заполненный оранжево-серым туманом. И стоит только руку протянуть, лишь захотеть, лишь шаг единственный сделать. И всё – откроется дверь в новый мир. А я… я – ключ к замку. Отмычка. Единственная в своем роде. Можно сказать, уникальная. И плюс ко всему разумная, ясно осознающая свою силу и предназначение.
Впрочем, и это еще не всё. Еще одно качество открылось во мне с тех пор. Энергетические потоки я стал как наяву воспринимать. Мистика, скажете? Возможно. Но, тем не менее, это так. Электромагнитные поля на раз ощущаю. Плюс слабые взаимодействия, что посредством векторных бозонов передаются. И даже внутриядерные связи чувствую. Правда, на самом пределе и если очень-очень захочу. Вот только никому я об этом не рассказываю. На всякий случай. Даже жене не говорю – боюсь чего-то. А чего, сам не знаю.
На Москонии я некоторое время жил у тети Насти. А как институт закончил, в свое жилье перебрался. Небольшое совсем – денег от продажи огромного уренгутского дома едва хватило, чтобы в Медведковске Северном квартирку прикупить, двухкомнатную – кусаются на Москонии цены, ох, кусаются. А потом… потом в моей жизни появилась Жанна. И сразу мне стало как-то спокойнее. Словно бы жить начал заново. Будто бы время вспять повернуло, возвращая забытое счастье, то, что долгие годы лишь в памяти и оставалось, ожидая своего часа. Храня. Оберегая.