уверенностью, которая сквозила в каждом его действии.
— Впрочем, мне без разницы, где у нас случится в первый раз... В этой реальности или в
моей...
В мгновение я забыла, как дышать, пока недостаток кислорода не заставил меня сделать
судорожный вдох и...
— Рруки уберри, — зарычала я от такой наглости и попыталась отпихнуть его от себя, упершись своими ладошками в его грудь. Только ничего не вышло. Всё равно что стену
сдвинуть решила.
Он тихо рассмеялся, слегка отклонился, глядя в мои распрекрасные, но жутко
недовольные очи, и медленно провёл указательным пальцем по моей нижней губе,
смазывая помаду.
— Давай лучше поцелуемся? — произнёс Алан слегка хриплым от возбуждения голосом.
— Нет уж, отвали от меня, — я старательно отворачивалась от его попыток приложиться к
моим губам. — Шёл бы ты лучше на молочный завод кефир делать! — вдруг выдал мой
мозг, вспомнив литры загубленного молока после нелепых свиданий. — Хрен
кисломолочный!
Его глаза потемнели от гнева, замерцали в раздражении. Он резко отступил на шаг, смерил
меня циничным взглядом. Вип-конь разозлился. То ли на отказ, то ли на оскорбление. То
ли на всё сразу. Ещё немного грома и молний, и прям Зевс получится. Вперёд, покорять
Голливуд! Виват актёрам!
— Сама ко мне придёшь, Юля, — глухо, но жёстко произнёс он.
— Я к тебе? Да никогда! Себя не уважать!
— Будешь умолять тебя взять, как последняя барная шлюха, — он чеканил каждое слово, будто вонзал в меня иглы. Садист, не иначе! Его лицо исказила злорадная ухмылка.
Я размахнулась, чтобы со всей силы врезать ему пощёчину. Правда, рука оказалась
перехваченной на полдороге. Он схватил мою ладошку, ломая план настучать ему по
наглой, самоуверенной морде. Желваки на его челюстях заходили ходуном, ноздри
затрепетали. Да это уже неприкрытая ярость... Вот он — настоящий!
Интуиция тут же мне подсказала, что подобным образом с ним ещё никто не обходился. С
моей стороны это была возмутительная наглость. Собственно, а чего он хотел? Не
позволю себя оскорблять!
Острая боль от его захвата докатилась до меня чуть позже, вызывая стон. Он тут же
отпустил руку, а я ошарашенно уставилась на ярко-красную кровь, которая потекла по
моим пальцам. Это же моя кровь!
— Сволочь! Что ты наделал? — прошипела я, глядя на израненную, окровавленную
ладонь.
Сощурила глаза от ненависти и заметила растерянность на его лице. Другой рукой он тут
же достал из кармана носовой платок и, снова схватив мои пальцы, уже нежнее, приложил
ткань к ране, обернув кисть.
— Извини, какое-то недоразумение, — буркнул он в полном замешательстве.