Пуля пробила затылок ходячей, солидный кусок ее черепа отлетел в сторону. Лилли скорчилась на тротуаре и прикрыла голову. Ходячая безжизненно повалилась на землю, и Томми подскочил к Лилли, чтобы помочь ей подняться. В этот момент сквозь шум снова донесся громкий голос:
– Мы наверху! ЛИЛЛИ! ЧЕРТ, ДА ПОСМОТРИ ТЫ НАВЕРХ!
Лилли и Томми подняли головы, вгляделись в ночное небо и наконец увидели источник голосов.
На крыше ратуши стояла группа из десяти-двенадцати выживших, которые, как мокрые голуби, прижимались друг к другу на узком декоративном барабане у основания купола. На плече у Дэвида Штерна висела винтовка «AR-15», ствол которой дымился от выстрела в голову ходячей. Барбара Штерн и Глория Пайн обнимали полдюжины детей, среди которых были Лукас и Беттани Дюпре. За ними, на фронтоне сидел Гарольд Стаубэк, Голос Валдосты, человек с золотыми связками. Его всегда чистая шелковая рубашка теперь висела на нем лохмотьями.
– ОБОЙДИТЕ ЗДАНИЕ! СЗАДИ СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД! – Дэвид махал руками, указывая Лилли путь. – ТАМ ПОЖАРНАЯ ЛЕСТНИЦА!
Схватив Томми, Лилли бросилась вперед, пока их не поглотила надвигающаяся толпа мертвецов. В темноте они действительно нашли проржавевшую железную лестницу. Лилли подсадила паренька, а затем спешно полезла вслед за ним.
Когда Лилли добралась до купола, Дэвид и Томми помогли ей поднять лестницу и тем самым окончательно сдали Вудбери мертвецам.
Первые лучи восходящего солнца постепенно освещали город. Чудовищный, мучительный вид открывался поэтапно. Сначала горизонт за железнодорожным депо подернулся слабым сероватым светом, в котором стали видны силуэты, бродившие по окрестным пустырям и полям. Становилось все светлее, и фигуры, казавшиеся просто сгустками теней, обретали конкретные очертания – они ходили по железнодорожным путям, ковыляли мимо витрин на Мейн-стрит и мимо домов на Пекан-стрит и Дюранд-стрит. Все это напоминало слет слуг ада, Марди Гра мертвецов. Армия кусачих заполонила все закоулки города, шаталась по каждой улочке, маячила в каждой нише. Выжженные солнцем лужайки вдоль Флэт-Шолс-роуд, некогда аккуратные палисадники, обнесенные невысоким забором, теперь кишели живыми трупами. Даже в саду на арене яблоку негде было упасть – восставшие мертвецы топтали драгоценные ростки овощей, бесцельно кружили по гоночному треку и толкались в каждом проходе. Некоторые ходячие, словно движимые мышечной памятью, даже бродили по трибунам и неустанно ковыляли среди скамей, как будто в поисках потерявшихся детей и забытых вещей. Тут и там пошатывались опаленные, обожженные мертвецы – жертвы случившегося несколько недель назад большого пожара, – с которых сыпались пепел и сажа. Всеобщий хриплый плач то и дело накатывал жуткими волнами, в воздухе невидимым туманом витала мерзкая вонь – целый океан фекалий, гноя и гари.