Тут ходячий случайно поднял правую ногу и попал стопой в трещину между старыми плитами.
Мертвецы не умели карабкаться по стенам и не имели иных целей, кроме поглощения пищи, и иных чувств, кроме голода, но в этот момент неожиданно появившегося упора ходячему хватило, чтобы неосознанно поднять свое тело и приблизиться к искореженной решетке, сквозь которую он не так давно попал внутрь. Как только его мутные белые глаза оказались на одном уровне с проемом, мертвец устремил свой дикий взгляд на ближайшего к нему человека – на маленькую девочку в лохмотьях. Ей было лет восемь или девять, ее перепачканное лицо было серьезно. Девочка деловито шагала рядом с Лилли.
На мгновение ходячий в канализации сжался, как пружина, и испустил низкий рык, похожий на тарахтение двигателя. Его мертвые мускулы задергались, получая рефлекторные сигналы от ожившей нервной системы. Его почерневшие губы разомкнулись, и он обнажил грязные зеленоватые зубы, пожирая жертву молочно-белыми глазами.
– Рано или поздно до вас все равно дойдут слухи, – говорила Лилли своим изможденным слушателям, проходя возле решетки. Ее туристическая группа состояла из одной семьи, семьи Дюпре, в которую входили исхудавший отец лет сорока, назвавшийся Келвином, его потрепанная жизнью жена Мередит и трое маленьких голодранцев Томми, Беттани и Лукас двенадцати, девяти и пяти лет. Накануне вечером клан Дюпре пересек границу Вудбери на помятом и проржавевшем «Форде Эл-Ти-Ди». Все они умирали и сходили с ума от голода. Лилли впустила их. Вудбери нужны были люди – новые жители, новые работники, способные помочь в восстановлении города и в тяжкой задаче постройки здорового общества. – Поэтому мы обо всем расскажем сами.
Лилли сделала паузу. На ней были толстовка Технологического института Джорджии и драные джинсы, руки ее лежали на портупее. Ей было лишь немного за тридцать, но весь ее вид говорил о том, что повидала она немало. Рыжевато-каштановые волосы Лилли были собраны в тугой хвост, ее карие глаза блестели, в них светились мудрость и спокойствие закаленного воина. Она оглянулась и посмотрела на седьмого человека в их группе.
– Боб, расскажешь о Губернаторе?
– Уж лучше ты, – улыбнувшись усталой улыбкой, ответил мужчина постарше. Его лицо было исчерчено морщинами, темные волосы зачесаны назад, пропитавшуюся потом рубашку защитного цвета пересекал патронташ. Боб Стуки был высок и крепок, но нес на себе несмываемую печать бывшего пьяницы, коим он и был. – Ты в ударе, малышка Лилли.
– Ладно… Что ж… Большую часть года, – начала Лилли, по очереди встречаясь глазами с каждым из Дюпре и тем самым подчеркивая важность своего сообщения, – этот город, Вудбери, был в руках крайне опасного человека по имени Филип Блейк. Его все называли Губернатором, – она тихонько усмехнулась, и в этой усмешке промелькнуло отвращение. – Знаю, знаю… Та еще ирония, – она вздохнула. – В общем… Он был истинным социопатом. Параноиком. Ненормальным. Но он умел решать вопросы. Мне горько это признавать, но… Многим из нас он казался неизбежным злом – по крайней мере, некоторое время.