– Смотрите, светится! – изумленно восклицает буровой мастер Володя Кузнецов, перегибаясь над леером, – Здорово!
– Это планктон! – со знанием деда поясняет журналист Лева Соловьев. Но Володя тормошит нас обоих:
– Нет, вы только посмотрите, вот бы заснять на цветную кинопленку! – Володя взял с собой в командировку кинокамеру и готов запечатлеть все на свете. Еще днем он без устали обследовал трапы и палубы танкера, прицеливаясь объективом направо и налево. На море он впервые. И можно понять человека!
Мы долго вглядываемся в шумящий простор, каждый наедине со своими чувствами и опять ловлю себя на мысли, что никогда, наверное, не смогу привыкнуть к состоянию новизны, которая охватывает меня всякий раз, когда ступаю на палубу судна. Но я знаю главное: привычка рождает равнодушие, а море этого не прощает. Море любить надо! Очень любить!
Неожиданно по курсу судна вспыхивает мощный сгусток огней, будто ярко расцвеченная огромная новогодняя елка возникла среди волн – да так близко, что заломило в глазах от этого блеска. И вот уж вторая, третья – десятки таких "елок"! – вблизи и вдали заполонили собой пространство, расцветив воды и небесный купол на многие мили окрест. Кажется – огромное селение светится и манит запоздалого в ночи путника. Я ведь только в книгах читал о ночной ловле сайры и крабов, когда в море выходит огромное количество судов и суденышек, каждое, будто костер из мощных прожекторов и светильников.
— Краболовы работают! – подходит к нам первый помощник капитана Алексей Александрович Тютрюмов.
— Да, красивое зрелище! – отзывается Лева Соловьев. – На нефтяном Самотлоре у нас тоже хватает таких "зрелищ"...
Мне не хочется вступать в глубокомысленные и в данный момент праздные рассуждения о бездарных факелах попутного газа, о коих намекает Соловьев. Поднимаю воротник куртки, и уже гляжу как бы сквозь всю эту декорацию путины, где мне видится другой простор – полевой, засугробленная, убродная дорога, а вдали, уходящее столбами в небо зарево электрических огней над родным моим селом Окунево. И мы бредем с друзьями из соседнего большого седа, где мы учимся в школе-десятилетке. Бредем, точнее – бежим-торопимся к родителям на воскресенье. И тут вместо привычной глухой тьмы, огромное зарево огней над селом.
— Ребята, электричество подключили! Ура! – и мы уже не чувствуем усталости, резвясь и штурмуя заносы, летим на эти огни, уходящие в декабрьское предновогоднее небо...
Старпом
Он говорит о танкере – "пароход", и мне невольно хочется поправить старшего помощника капитана. Как это "пароход"? С. пароходами у меня связаны иные понятия. А Бурумбаевич (так часто называют Файзулина моряки танкера) без тени иронии продолжает: