Почему же накануне Нового года он был так спокоен, уверен и даже доволен?
Потому что в те минуты в сталинском мире он достиг всего, о чем мечтал. Это звучит странно и парадоксально, но это так. И мечтал (что очень важно!) — в самых чистых своих мечтах.
Мечтал стать народным поэтом — так, как понимал это слово. И стал. Позади Смоленск с его унижениями и клеветой, позади раскулачивание семьи. Позади война.
Он создал великолепные поэмы «Василий Теркин», «Дом у дороги», написал и напечатал замечательные стихи. Его популярность, любовь к нему огромна. Его одобряют все — от Бунина до Сталина. От Пастернака — до Фадеева. От солдата — до генерала. И все это подлинное, а не мнимое.
Официальный провал «Родины и чужбины» и проработка ее в 1947 году не слились с волнами террора, не соединили его с Зощенко или Ахматовой, не сделали кулацким поэтом, как казалось тогда, когда начали дубасить эту вещь.
И, как это ни причудливо, именно к 1950 году это отодвинулось в даль истории. Почему? Да потому, что именно в 1950-м он был назначен главным редактором журнала «Новый мир». И исполнилась еще одна его заветная мечта: стать не просто народным поэтом, но и редактором журнала — такого, как «Современник». Быть как Некрасов — редактором и собирателем. Об этом он открыто и очень искренно написал еще до войны, когда учился в ИФЛИ и праздновали юбилей Некрасова.
И эта, тоже главная, мечта в этот именно год была воплощена в жизнь. Прямой подписью Сталина. Другого пути не было, да о другом он не помышлял, не представлял, другого даже не хотел. Другого, к тому же, не было ни у кого.
Надо ли добавлять, что свои редакторские задачи он понимал высоко, светло, что не было в них ничего темного, корыстного, тайного.
Делать такой журнал, какой делал Некрасов… И чтобы Сталин понял и оценил его журнал.
Так, можно сказать, счастливо и удачливо было все в жизни Твардовского, когда он приступил к своей работе главного редактора и Гроссман принес ему роман. Он был уверен в себе, в своем пути, в будущем своего журнала и выбрал Гроссмана для него.
И он, и его заместитель Тарасенков, первым прочитавший роман, высоко оценили его.
Конечно, соединить Некрасова и Сталина катастрофически невозможно. Но Твардовский верил в свою миссию уже тогда. Иначе не был бы он Твардовским. В те месяцы он не отдавал себе отчета, что такое журнал в сталинском царстве. Он жил с уверенностью, что именно он, именно в эти годы сумеет сделать настоящий журнал. И это заблуждение — тоже подвиг, потому что журнал был и жил уже в продолжение двух лет.