Пришлось убеждать, уговаривать и даже угрожать возбудить уголовное дело, благо в секторе моего "моторного" отдела. В результате удалось сплавить ветеранов на преподавательскую работу на курсы повышения квалификации при заводе, заменив их более молодыми, но тем не менее, опытными мастерами. И озадачить всех, до кого я мог дотянуться, от технологов "Русского Дизеля" до Петра Милова в ЦНИИМаше и моего подконтрольного станкостроительного спецКБ, в отношении сварки трением, что позволило бы собирать вручную коленчатые валы из меньшего количества более крупных деталей-полуфабрикатов, приваривая сразу по две чугунных шейки к одной стальной щеке.
Проблема с валами, минимально, была решена и даже появились перспективы внедрения новой технологии, но время упущено. Плюс ко всему, опытные 16–16, что московские, что ленинградские, показали на испытаниях от 3800 до 3900 лошадиных сил, вместо расчётных 4000, но менять что-то в конструкции, которую мы явно чуток перетяжелили, было уже поздно.
Поздно потому, что на заводе "Судомех", славном своим точным бронзовым литьём, а теперь ещё и поселившемся там КБ гидравлических редукторов под руководством Кудрявцева, уже собрали на берегу макетную гидромашину для определения реальных параметров, на которую пришлось ставить все пять моторов московского выпуска. Которые, кстати, пришлось трое суток везти в Ленинград на грузовиках, так как железная дорога не принимала 25-тонный груз, требуя увеличить его, минимум, вдвое.
Ещё на этапе проектирования я, хоть и не вдавался в подробности, особо оговорил запас на регулировки расположения дизелей на фундаменте. Но когда я увидел всю конструкцию воочию, разругался с Кудрявцевым вдрызг. Пять моторов были смонтированы параллельно гребному валу следующим образом: три мотора в нос от гидротурбины и ещё два по бокам от вала в корму. При этом никаких проходов между центральным мотором передней тройки и боковыми движками предусмотрено не было! Я, конечно, могу понять стремление гидравликов сделать всё как можно компактнее, сократив потери на трение жидкости в трубопроводах, сделав их как можно короче, но если надо что-то отрегулировать, или, не дай Бог, поломка? Моё требование снять этот мотор и обеспечить нормальный доступ к остальным агрегатам, было отклонено как Кудрявцевым, так и представителем наркомата ВМФ из-за того, что сама гидромашина показала КПД всего 80 %, заметно ниже расчётного, выдав максимальные 15500 лошадиных сил на гребном валу. Фактически, вся мощность одного из моторов на полном ходу тратилась на разогрев жидкости. Убрав же один дизель из упряжки, мы бы не достигли мощности равной паровым турбинам "Червонной Украины", "Красного Кавказа" или "Профинтерна". Я попытался продвинуть идею форсажных моторов, повысив мощность двух из четырёх двигателей до 5750 лошадиных сил при ресурсе в 100 часов. Четверо суток полного хода, в принципе, при разумном подходе, должно хватить на все случаи жизни. Предложение было принято, но в извращённой форме. В окончательном виде агрегат должен был иметь всё те же пять моторов, три из которых должны быть форсажными и два крейсерскими, общей расчётной мощностью на гребном валу 19950 лошадиных сил, что значительно превышало мощность единичной турбины "Профинтерна". Проблема доступа к моторам, которые большую часть времени не работают, при таком раскладе, теряла свою остроту. Впрочем, форсажные движки ещё предстояло создать.