Зато в этом мире стало на одну Светлану Смирнову меньше.
На собственных похоронах появляться не хотела. Да и зачем смотреть на пустой заколоченный ящик и скорбные лица?
Лишь отец и мама знали, что я жива. Они-то и помогли мне начать новую жизнь, они оказались рядом, когда весь мир был против.
Горько усмехнулась. И правда, против. Я оказалась права в одном: дело о маньяке постарались замять. То, что Распределитель устранял свои ошибки, огласке не предали. Мама, которая присутствовала на закрытом магическом суде как причастная (все же ее дочь похитили), рассказала, что по официальной версии «творец судеб» действовал, руководствуясь записями Распутина, свято в них веря.
Ник подтвердил под присягой, что видел, как я умираю, и меня официально исключили из списков живых магичек. Единственный, кто был безгранично счастлив, это Йож. Он сам и его друг-балагур вернулись целыми, хоть и слегка вредимыми. Все остальное этого усато-полосатого засранца не волновало.
Лим на заседаниях был немногословен, а после процесса, похоже, и вовсе подал в отставку. Во всяком случае, так писал «Магический вестник», который мама со дня моего отбывания срока в институтских стенах читала каждую неделю.
Аарон же, по слухам, рвал и метал. Из-за этого следопыта даже не допустили на последние заседания. По окончании суда дракон порывался найти временника, который бы перенес его на ту злополучную баржу. Но маги лишь крутили пальцем у виска, говоря, что это слишком большой временной скачок. Газетчики посмеивались над ним, сочиняя истории о несчастной любви одна другой печальнее. В них же меня описывали жертвой, павшей от руки маньяка. Зато тиражи с душещипательной историей под разным соусом раскупались вмиг.
Но месяц спустя дракон подуспокоился и, судя по «Светскому сплетнику», даже завел дюжину интрижек. С магическим миром меня ныне связывала только пара чародейских газет, в которых я, не признаваясь даже себе, искала сообщение о том единственном, кто мне был дорог. Но это был мой выбор и плата за возможность самой решать свою судьбу — соответствующей.
Хотя не скрою, порою, глядя на луну, хотелось выть. Иногда в толпе нет-нет да и мерещилась рыжая знакомая макушка. И я всякий раз ловила себя на желании догнать, окликнуть. И каждый раз это был не он.
Миновала мост и через несколько кварталов припарковала машину перед одним из корпусов меда. Пришлось поступить на подготовительное. В мае маячило еще раз сдавать ЕГЭ для того, чтобы вновь поступить на первый курс. И хотя абитуриентке Шигаповой по паспортным данным было двадцать семь, это меня ничуть не смущало. Я с детства мечтала быть хирургом. Пусть хотя бы эта мечта из прошлой жизни исполнится.