— Именно поэтому я тебе и не сказал о тени. — Лим, шагнувший из портала, появившегося буквально только что, заставил меня вздрогнуть. — Аарон, ты лучший следопыт, поэтому я тебя и подключил к этому делу, но просил держаться от свидетельницы на расстоянии, поскольку опасался именно такой твоей реакции, узнай ты все от и до. И, видимо, не напрасно опасался.
Рыжеволосый демон перевел взгляд на меня.
— Это тебе — амулет, способный отчасти купировать боль.
Протянутая подвеска была неказистой, латунной. Я потянулась было за ней. Поздно. Новый приступ агонизирующей боли скрутил меня, но на этот раз все было немного по-другому, нежели на скамейке. Я чувствовала, как внутри меня словно плещется прибойная волна.
— Аарон, у нее боль вошла в резонанс с пробудившимся даром. Она сейчас может…
Что может, я так и не поняла, лишь увидела, как рыжий демон в одном прыжке пытается накрыть меня собой, но его отбрасывает волной, которую порождаю… я?
Ощущение боли и закручивающейся вокруг меня спирали плотного, материального воздуха все усиливалось. Последнее, что я почувствовала, это чьи-то сильные руки, сжимавшие мои запястья.
Боль выворачивала наизнанку, перед глазами плясали степ кровавые круги. Словно сквозь белый шум я услышала:
— Мрак! Временной портал!
Это были последние связные звуки. Дальше наступила агония, когда уже ничего не ощущаешь, кроме предсмертной пытки, а потом я потеряла сознание.
ГЛАВА 4,
В КОТОРОЙ ПРИСУТСТВУЕТ ГРЕБЛЯ НА ГРОБАХ
Зима 1860, Санкт-Петербург
Очнулась от того, что кто-то тащит меня, закинув через плечо. Руки связаны. Нос щекотала мешковина. Назойливая пыль проникала в горло, нещадно садня так, что хотелось чихать. Увы, рот, заткнутый кляпом, не позволил сделать и этого.
— А ты, Пахом, уверен, шо ту девку умыкнули? Уж больно бедно одета… — этот пропитой голос я слышала впервые.
— Да, ту, ту, не брехай понапрасну. Барин чаво сказал: чернявая, молодая. Будет стоять у господской беседки аккурат к обеду. Мы когда пришли — там, окромя этой, далече никого не было. Значит, она и есть.
К ощущению беспомощности начало прибавляться еще одно — холода. Я чувствовала, что на улице — морозец. Причем хороший такой.
— Дак чёт не похоже, щоб княжна ента на прогулку в беседку вышла: ни тулупчика на ней, ни даже шальки какой. Вона, в одном платьице… — продолжал сомневаться любитель первача.
— А хто этих господских баб разберет? Мож, книжек каких начиталась о романтишных ентих, как их… воздыханиях, — последнее слово второй тать (а кто еще так буднично таскает через плечо благородных дев с явно похитительскими намерениями?) презрительно выплюнул, — вот и мечтает подхватить чахотку.