Опять приперся Буян и, положив башку мне на колени, тихонечко муркнул. Вот же ласковая животина, несмотря на вид свой страхолюдный.
— Что, Буянушка… — я почесал ему загривок и неожиданно пожаловался: — Тебе хорошо, гуляешь сам по себе, кошек дрючишь когда вздумается…
— Мр-р-рмяу… — кошак длинной руладой уверенно подтвердил, типа: да, гуляю, дрючу и буду дрючить.
— Ну и кто мне помогать будет?.. — капризно протянула Мала, как всегда подкравшаяся незаметно, и скомандовала: — Там в прихожке узел лежит. Тащи в баньку. — Девушка неожиданно ласково улыбнулась и добавила: — Поспеши, мочи нет терпеть, так париться хочу…
Поспешил, конечно, трудно что ли деву уважить? Перенес пару жбанчиков с ледяным морсом и квасом, еще какие-то заедки и целую стопку мягких домотканых простыней. Походу, ославы знали толк в банном деле — парились основательно, с комфортом. Потоптался в предбаннике прислушиваясь к радостному повизгиванию Малены за стенкой, разделся сам и, обмотав чресла простыней, шагнул в парильню…
— Прихвати веники — там, в предбаннике замоченные: липовые бери и березовые… — донесся голос девушки откуда-то из клубов духмяного обжигающего пара.
Ага… вот липовые, а вот березовые, хотя я бы предпочел для начала дубовый… ты смотри: кажется, память пробивается…
Мала лежала, растянувшись на верхнем полке. Плавные изгибы ладного смуглого тела, покрытого моросью водяных капелек…
— Вон жбанчик с кваском… — девушка повернула ко мне лицо. — Добавь парку — и можешь начинать потихонечку… — Малена блаженно закрыла глаза и добавила шепотом, — с березового…
Густой пряный пар с шипением заполнил парильню, сделав фигурку Малены совсем призрачной. Я, не отрывая глаз от обнаженного матово поблескивающего тела, махнул несколько раз над лежанкой, окатывая девушку жаром, и потихонечку пришлепывая веничком, прошелся от шеи до пяток Малы. И в буквальном смысле осатанел, расслышав едва различимый тщательно сдерживаемый сладкий стон. Меня как будто прорвало, простыня полетела на доски, сорванная вздыбившимся…
— Ну же… сильнее… чаще… — прошептала девушка, уставившись мне в пах широко раскрытыми от удивления глазами. — Ну же… не останавливайся…
Стиснул зубы, едва не искрошив их в пыль, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь унять бухающее как гигантский колокол сердце, и прошелся вениками еще несколько раз, постепенно ускоряя темп. Махнул на каменку еще ковшик кваса и принялся за работу всерьез, дирижируя мягкими влажными шлепками, как опытный искусный дирижер — музыкой камерного оркестра.
Мала, уже не сдерживая себя, надрывно и протяжно постанывала, нервно вздрагивая всем телом, а потом неожиданно легла на спину, повернув обрамленную мокрыми локонами голову так, чтобы видеть меня.