Вернемся все же в мастерскую, которая снова начала работать в полную силу, как только господин Дюма вернулся со своей душенькой с югов. Я еще не закончил портреты своих коллег. Чем занимался, например, мой дорогой Жерар? Он тоже пользовался определенным благоволением патрона, и работой его не заваливали. Онкль Саша своей природной интуицией чуял, что когда-нибудь из Жерара выйдет что-то путное, и потому щадил его. Обязанности Жерара заключались в следующем. Когда произведение в результате общих усилий бывало закончено и после того, как наш хозяин проходился по нему рукой мастера, приобретало окончательный вид, словом, становилось готово для печати, Жерар садился и начинал внимательно читать его, проверяя, чтобы имена действующих лиц были одними и теми же с первой и до последней страницы, потому что бывали случаи, когда в начале герцога звали Луи, а в финале, в сцене убийства, он оказывался Робером или Жаном, и тогда публика снова принималась швырять в автора помидоры. Кроме того, Жерар редактировал стихи, а иногда и сам их сочинял, он полностью усвоил стиль господина Дюма, так что каждая строчка начиналась словами: «О, светлая королева…» или «О, прекрасный принц…» Помимо всего этого, его коньком были образы невинных девушек, которые обыкновенно становились жертвами злодеев. Кстати, о злодеях. Пора сказать несколько слов о следующем коллеге, господине Огюсте Вокри, добродушном толстяке, который в жизни мухи не обидел. О таких людях у нас в Болгарии говорят, что они и муравью дорогу уступят. Это был человек одинокий и не знавший женской ласки, испытавший привязанность к нам, молодым членам мастерской, и тайком подкармливавший нас чем-нибудь вкусненьким; стоило ему узнать, что мы опять сидим на мели, он сразу же пускал в ход свое непревзойденное мастерство по созданию образов злодеев, без которых романы и пьесы господина Дюма были бы похожи на постное и пресное варево. Так, например, его детищем была миледи из «Трех мушкетеров», причем в первоначальном варианте она оказалась еще бо́льшей злодейкой, но господин Дюма несколько облагородил ее; ему принадлежала заслуга создания «друзей» молодого Дантеса в «Графе Монте-Кристо», тех самых, которые навели на него полицию, а потом организовали судилище над невиновным. Он же выписывал всех второстепенных и третьестепенных персонажей — наемных убийц, палачей, инквизиторов и прочую нечисть. Иногда господин Вокри, чересчур увлекшись, создавал таких чудовищ, что даже господину Дюма, питавшему пристрастие ко всяческим злодеям, становилось не по себе, и он говорил с извиняющейся улыбкой: «На сей раз, дорогой Огюст, ты положил слишком много черной краски, добавь кое-где розовой, ведь и у этого чудовища была мать». С особым мастерством господин Вокри живописал отравительниц и совратителей невинных девушек. Он ваял их с истинным сладострастием, они забавляли его как котята или голуби. Например, одна злодейка в сериале «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять» владела сотней способов отравления, я сам подсчитал. Что же касается пьес, то точных подсчетов я не проводил, но думаю, если в них покопаться, то вы обнаружите несколько сотен рецептов ядов, составленных господином Вокри. Что и говорить, он был мастером своего дела. С шестым коллегой, господином Полем Мерисом, мы сотрудничали недолго, вскоре после моего появления в мастерской он взялся за самостоятельную работу и стал недурным прозаиком. Он был большим знатоком геральдики — науки о дворянских гербах и происхождении благородных фамилий, мог перечислить до двадцатого колена любой бургундский, нормандский, гасконский, савойский и бретонский род. Назовешь ему какую угодно букву французского алфавита, например, букву Ш, и он тут же насчитывает тебе не меньше двадцати принцев, полсотни виконтов, три десятка маркизов (этот титул во Франции встречается редко, не то что в Испании) и сотню баронов, чьи фамилии начинаются с этой буквы. Его помощь была чрезвычайно полезна господину Дюма. Впоследствии кто-то подсчитал, что каждыми десятью из десяти героев благородного происхождения он обязан усердию господина Мериса. А когда Мерис выбился в самостоятельные писатели, в его романах даже со свечой нельзя было отыскать ни одного графа или маркиза. Он до того пресытился всяческими титулами, что перестал писать частичку «де» перед собственной фамилией, хотя по рождению был бароном де Мерисом де ла Коленкуром и его имя можно найти в книге французской геральдики на букву К.