Четвертый Дюма (Незнакомов) - страница 82

Утром господин Власаки пришел в последний момент. Сердитый, наверное, с похмелья, он придирался к нам за каждую мелочь. Наконец, погрузились мы в фаэтон, он заплатил кучеру, и лошади понеслись галопом к вокзалу. На поезд мы все же успели, потому, что он, к счастью, отправился с опозданием. Не буду рассказывать, как мы с Оником бежали с моими тремя корзинами, такими тяжелыми, словно в них была не провизия, а пушечные ядра. Кое-как нам удалось устроиться в купе третьего класса, там уже сидели какие-то турки. Этот состав назывался Ориент-экспресс и формировался в Стамбуле. Своим барахлом турки загромоздили все купе, и мои корзины пришлось оставить в коридоре. Так что всю дорогу я сидел как на иголках — следил, чтобы не украли колбасу. Спасибо Онику, он время от времени сменял меня, и я мог хоть немного вздремнуть. Господин Власаки спал как убитый до самого Будапешта, а как только проснулся, сразу же полез в одну из моих корзин за анисовкой, которую, как он предполагал, мой отец приготовил для господина Иречека. Разумеется, он ее нашел и сразу же присосался к бутылке, стал угощать и соседей по купе (турок водкой не брезгает). Я с грустью наблюдал, как анисовка, гордость отца, исчезает в его ненасытном горле. И тут, несмотря на данное отцу обещание не брать в рот ни капли спиртного вплоть до окончания училища, я тоже стал прикладываться к бутылке. Глядя на меня, решил попробовать анисовку и Оник. Потом и он пил, хотя и не так много. В Вену мы приехали навеселе, обнимались даже с турками (кроме, конечно, Оника). А господин Власаки между Будапештом и Татабаней танцевал кючек, доставив тем самым огромное удовольствие турчатам (он и по-турецки говорил лучше них). Когда поезд подходил к Вене, он вдруг протрезвел, взял портфель и перешел в соседний вагон первого класса. На перроне он первым показался в дверях вагона. Встречали его венские друзья, и они, конечно, не поняли, что он ехал так же, как и наш брат, третьим классом. Это был один из первых уроков балканской сообразительности, который он преподал нам с Оником. Потом, в Вене и Праге, он преподал нам еще много таких уроков, за которые мы даже не поблагодарили его, но которые впитывали в себя как губка. Пользуясь случаем, хочу выразить ему благодарность в этих своих воспоминаниях. Не знаю только, жив ли он. Мы не виделись по крайней мере лет двадцать.

Читателю, может быть, покажется, что я слишком подробно останавливаюсь на этой поездке в Вену. Прошу прощения, но это была моя первая поездка за границу. Представьте себе, как молодой человек, который не видел ничего, кроме родного Казанлыка с его «миргородским» образом жизни и мышления, попадает вдруг в новый мир, совершенно не похожий на нашу идиллию — соседи, от которых нас отделяет только забор, глухие улочки, торговля в долг, подслушивающие под окнами вездесущие сплетницы. В Вене на меня производило впечатление буквально все, каждая мелочь сохранилась в сознании, и ничто не может вытравить все эти подробности из памяти даже сейчас, в преклонном возрасте. Так вот о Вене. Этот город на всю жизнь запомнился мне как пестрый калейдоскоп: великолепные здания, красивые, в легких светлых платьях женщины, оставляющие за собой тонкий аромат духов; фиакры, запряженные невероятными, какими-то сказочными лошадьми, первые электрические трамваи, которые с грохотом мчатся по стальным рельсам, вселяя ужас в сердца бюргеров. Мы же с Оником, хотя и впервые увидели такое средство транспорта, совсем не испугались и целый день катались, заплатив за проезд только один раз. Глупые же немцы, с их педантичностью, каждый раз берут билет. Но нам сразу стало ясно, что контроль так себе, на честном слове, в расчете на почтенность публики, и потому мы объездили всю Вену, побывали всюду, где только ходит трамвай. И почитай даром! После того как господин Власаки отвез нас в гостиницу, мы видели его всего два раза. А это значит, что нам была предоставлена полная свобода. Сейчас я не могу себе представить, как мы справлялись, не зная ни слова по-немецки. Объяснялись мы знаками и с помощью турецких слов. И даже на венском колесе покатались, и опять-таки бесплатно. Получили, правда, по затрещине от сторожа, но это уже на выходе. Так что немцы не смогли выжать из нас ни шиллинга. А что? Мы ведь не дураки платить за глупости. Я понимаю — за что-то полезное, еду, например, или одежду, а то — за удовольствия. Помню, как женщины и дети визжали, когда колесо подняло их на самый верх. Может, кто-то и штанишки намочил. И за это прикажете платить? Нет уж, увольте. Только немцы могут такое придумать.