Так что, Крапива сейчас не заинтересован в том, чтобы вновь лилась кровь его людей. Ну что, он за иван, если по всякой нужде и без нее, кладет своих людей. Но за здорово живешь пойти на попятную то же не получается. Остается показать, что вместе с решимостью ты не лишен как рассудительности, так и справедливости.
- А ты сколько уж в сидельцах?- Продолжал задавать вопросы Крапива.
- Почти два года.
- И как так вышло?
- Попал в хату к Бивню, а он первым на каторге стал ратовать за воровской закон. Как узнал, что меня Иваном кличут, так сразу загорелся и настоял, чтобы я при имени своем остался.
- А ты, как я погляжу, и не возражал.
- А чего мне от имени моего открещиваться.
- И то верно. Но вишь какое дело. На иркутской тюрьме свои законы, тут свои. Ну и что будем делать?
- Твоя правда. Не прав я, что сунулся в чужой монастырь со своим уставом. Но и ты понимание имей. Откуда мне знать, какие дела вертятся среди деловых. До этого, я к вашей братии касательства не имел.
Ну а что делать. Переговоры сдвинулись с мертвой точки, пошли взаимные уступки. Иначе никак не договориться. Либо так. Либо юшку пускать.
- По батюшке-то тебя как?- Поинтересовался Крапива.
- Гордеевич.
- Ну и как тебе батькино имечко? Глянется?
- Чай отец родной,- пожал плечами Иван.
- Ну так и будешь Гордеем,- подвел черту Крапива, перекрестив Ивана, как бы его не спросясь.
Обострять Иван не стал. Гордей, значит Гордей. Выдавить из сложившейся ситуации больше, было просто нереально. Тут ведь дело-то какое. Каторга воровской закон еще не приняла, и примет ли, непонятно. Хотя может так дела обстоят именно в этом бараке, а в остальных девяти уже давно заправляют воры. Не в курсе он. Воспротивится иван Крапива, новому веянию, и порешат тогда Ивана, как миленького.
- Как батю значит. Ну что же, Гордеем, значит Гордеем,- принимая авторитет Крапивы, согласился Иван.
Как ни крути, а ему еще четыре года каторги. И он собирался отсюда выбраться. Опять же, должок у него имеется, что жег душу, и требовал расплаты. Нет. За Голубева мстить он не собирался. В конце концов по настоящему дружны они никогда не были, хотя и повязаны накрепко. Пастухов должен будет ответить за то, что Иван сменил привычную, и довольно комфортную жизнь, на каторжное бытие.
- Ну что, Гордей. Проходи к нашему столу, гостем будешь. А вы чего уши развесили?- Обвел он взглядом поритихший народ, в большинстве своем расположившийся на нарах.- Отдохнули бы, что ли. Поди завтра кайлом-то намашетесь.
Эти слова словно послужили сигналом, и народ тут же зашебуршился, послышались приглушенные разговоры, возня, едва различимая перебранка или смешки. Ну а что такого. Две сотни человек не могут усидеть молча по определению. Даже когда барак погружен в сон, абсолютной тишины нет. Тут скорее следует удивляться гробовой тишине, во время разговора ивана с пришлым. Вот уж когда можно было услышать, как пролетает муха.