Отойдя от двери, за которой исчез тот, кто ее привел, Женевьева нерешительно остановилась шага за три-четыре перед столом. Комкая в пальцах левой руки край пелерины, правой осенила себя святым знаком. Присела в реверансе — глубоком, почтительном, склонив голову так покорно, как только могла.
— Встань, дочь моя, — прогудел отец Экарний. — Готова ли ты держать ответ за свои деяния, подлежащие рассмотрению и воздаянию?
— Да, святой отец, — поспешно отозвалась Женевьева.
— Тогда назови себя и место, где родилась.
— Женевьева, баронесса… Бринар, — лишь на мгновение запнувшись, выговорила она ненавистное имя. — Вдова мессира Роньо Лашеля, урожденная Женевьева Рольмез. Я родилась в Молле, светлые отцы, и там же вышла замуж.
— Вдова? — переспросил настоятель, прекрасно знавший ее историю — Что же случилось с твоим мужем, Женевьева?
— Он умер, светлый отец, — послушно ответила Женевьева, понимая, что двое других ничего о ней знать не обязаны и настоятель, наверное, спрашивает для них и ради составления верной записи. — Мессир Лашель был старше меня на двадцать лет и к концу жизни тяжело болел.
А еще ему не следовало употреблять так много сладких вин и тяжелой пищи, как сказал лекарь, но об этом Женевьева, конечно, промолчала.
— Ты назвала себя просто Рольмез, а мужа — мессиром. Значит ли это, что ты вышла замуж за дворянина, будучи простолюдинкой? — разомкнул узкие блеклые губы человек слева от Экарния.
— Я из достойной семьи, святой отец, — тихо, но твердо сказала Женевьева. — Мой отец был главой гильдии виноделов, наш род уважаем в Молле и без рыцарских шпор и меча.
— Это же Молль, — хмыкнул Экарний. — Там у многих меч висит рядом с весами, а в гербе монеты. Если девица была хороша и, как она говорит, из приличной семьи...
— То из простолюдинки она может стать женой рыцаря, а после перескочить в баронскую постель? — брезгливо процедил второй.
— Ну, все-таки не в постель, а под венец, — примирительно проговорил Экарний. И хохотнул: — А в постель уже потом!
— Я была честной женой своего мужа и стала честной вдовой, — проговорила Женевьева, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Вы можете послать гонца или письмо в Молль, святые отцы. Никто во всем городе не скажет обо мне дурного, сумев доказать свои слова. Я родила первому мужу детей и вела его дом. Я заплатила его долги, когда он умер, и носила траур. И я всегда была послушной дочерью светлой истинной церкви и учила этому своих детей. За что вы так думаете обо мне? Почему я должна была отказать мессиру барону, если он посватался ко мне честно и с должным уважением?