— Эй… эй, парень! Ты меня слышишь?
На ладонь, проведенную перед глазами, он внимания не обращает, на щелчок пальцами — тоже. Вытащив из кармана гвоздь, колю его в запястье. Ничего. Значит, придется всерьез. Повернув лицо безумца к себе, всматриваюсь в пустые глаза, постепенно соскальзывая все глубже в мутную тьму чужого сознания. Ничего! Накладывая чары подчинения, фейри выжгла его суть, чтобы было проще чаровать, сделав безупречное орудие для одного поручения. Рассказал, что велено — и сломался. Я уже видел такое. Керен показал мне, как это делается, а потом убил несчастного. Но он же говорил, что единожды записанное в разуме — стереть почти невозможно. Парень наверняка помнит все, что мне нужно, только знание это так глубоко, что не достать. Мне уж точно не достать. Вот Керен смог бы. Наверное, он даже смог бы вылечить парня, если б захотел всерьез. А я могу только вот так…
Положив ладонь на шею несчастного, я нажимаю нужную точку, перекрывая артерию, и жду. Он не сопротивляется. Под моими пальцами стучит все медленнее, потом сердце встает… И как только серебряная нить, связывающая его душу с телом, рвется, я вливаю через пальцы свою силу в мертвый мозг, выворачиваю его наизнанку, как вор — хозяйский сундук в поисках добычи. Копаюсь в ворохе воспоминаний, терпеливо и быстро просматривая нехитрую жизнь. Тяжелая работа, драки после гулянок, какая-то рыжая девчонка на сеновале… Мертвые не могут утаить ничего. Вот! Огромные, нечеловеческие глаза цвета весенней листвы. Она подошла совсем близко. Приподняла его подбородок носком серебристой туфельки. Улыбнулась полными алыми губками. И голос у нее оказался такой же серебряный: «Приведите мне моего возлюбленного. Того, кто клялся мне и предал клятвы. Того, кто украл мое сердце и втоптал его в грязь. Приведите моего возлюбленного — или они умрут. Все умрут. Медленно и страшно буду я убивать их, пока не получу того, кого вы забрали».
Голос смолкает. Нежный, такой живой и прекрасный — в мертвом разуме. Парню не повезло встретить некроманта вместо целителя. Но тем в церкви, кто еще жив, от целителя было бы мало толку. Теперь я знаю, кто пришел в храм Единого поиграть на дудочке. Мертвые — уже по-настоящему мертвые глаза смотрят в серое небо. Не самая плохая смерть для того, с кем случилось подобное. Я встаю, отряхиваю грязь с колена, которым нечаянно коснулся земли, и возвращаюсь к остальным.