– З усих рэк вэру прыйняли тильки сотни тры остяцев, – в Атлыме сказал Филофею Новицкий. – Цього дюже замало, вотче.
– Ничего, Григорий Ильич, – ответил Филофей. – Всему своё время. На следующий год снова проплывём этими реками, и остяки явятся тысячами.
…Ерофей из лодки испытующе разглядывал владыку.
– Я думал, вы ещё в Атлыме, – сказал он. – Шустро бежите.
– Пёси бежат, а мы йдэмо.
– В Певлоре не останавливайтесь, там мужиков нету, – сказал Ерофей. – Кто на промысле, кто в оленном отгоне. Только бабы и старики.
– Ты в Певлоре живёшь? – спросил Филофей.
– Не. Вон мой летний балаган, – Ерофей указал на берег, где виднелась светлая берестяная крыша лёгкого домика из жердей. – Но в Певлоре я ещё утром был. Две версты до него. Это остров Нахчи, здесь мои пески.
– Добрый улов-то? – поинтересовался Яшка Черепан.
– Добрый. Пудов восемь с одного постава беру. Я даже, грешным делом, жадный стал. Думаю, на другой год снова здесь рыбалить.
– А много ли остякам за их угодья заплатил? – вдруг спросил Филофей.
– Да ничего не заплатил, – засмеялся Ерофей, скаля зубы как-то напоказ. – Я для них доброе дело сделал – они мне пески уступили.
– И что за дело такое?
– Уж и не упомню, – Ерофей взял весло, собираясь отгребать.
– Я в Берёзове у воеводы спрошу, – пообещал Филофей.
Он догадался, что этот мужик договорился с остяками сам по себе, без начальства. А «сам по себе» в Сибири означает «обманул всех».
– В прошлом годе в Певлоре лютый шаман помер, – сказал Ерофей, становясь серьёзным. – Остяки боялись его похоронить, а я закопал. За это меня на год на пески пустили. Подвоха нет. Не сдавай меня воеводе, отче.
– Ладно, – согласился Филофей. – А ты не греши, человече.
Ерофей нехотя поклонился и толчком весла погнал облас прочь.
– Певлор пустой! – издалека крикнул он. – Не расходуй время!
– Что-то ещё он врёт, – негромко сказал Филофей Новицкому.
Ерофей действительно соврал. В Певлоре почти все жители были дома, и владыку встретил местный молодой князёк Пантила.
…Всё это Новицкий видел и слышал много раз – в Ялбе, на Белогорье, в Ягур-яхе. Владыка объяснял остякам про Христа. Остяки сидели и стояли вокруг, глядя на владыку. Они казались Григорию Ильичу все на одно лицо, и Новицкий не мог отделаться от ощущения, что владыка проповедует деревьям. Да остяки и были как деревья: жили медленно и терпеливо; ничего у них в жизни не менялось, и их самих ничто не могло изменить; они как-то незаметно вырастали и так же незаметно умирали, а после смерти, наверное, становились пнями и валежником. Как те мертвецы на могильном кедре, которые превратились в кедровые ветви и вместе с деревом уплыли в океан.