На похороны отрядили всё того же Федьку Матюхина. Федька с ружьём за спиной сидел на дровнях, на которых вытянулся гроб. Семён Ульянович посадил к себе Авдония – ему сняли ошейник и надели ножные кандалы. Сани друг за другом покатились по улицам к городскому валу. Прохожие видели гроб и крестились, всадники уступали дорогу, водовоз с пустой бочкой съехал в снег на обочину, пропуская покойника.
– Я тебе Псалтирь для начёта взял, – сказал Семён Ульянович Авдонию. – У меня книга старая, ещё до Никоновой справы написанная.
– Пособить хочешь? – сразу вскинулся Авдоний.
– Не тебе, а богу, – буркнул Семён Ульянович.
Он и вправду не хотел помогать Авдонию, но в этом одноглазом еретике была какая-то опасная воля, и она манила – подмывало смотреть на Авдония, знать о его делах, слушать его слова. Ремезов уже понял: для Авдония нет запретов, он может то, что другие боятся себе дозволить. Всегда любопытно увидеть дикого и хищного зверя, когда он схвачен и сидит в клетке.
– Скажи, архитектон, а как старец Авраамий из нашего каземата сбежал?
– Тебе того не повторить.
– Тогда тем более скажи, – усмехнулся Авдоний.
Старец Авраамий Венгерский был вождём сибирских раскольников, если вождём можно назвать немощного старика, прячущегося в тайге. Лет десять назад дозорщики тюменского воеводы Осипа Тухачевского поймали известную раскольщицу Ненилку, беглую стрелецкую жёнку. Кнут развязал ей язык, и Ненилка выдала убежище Авраамия. Служилые нагрянули в тайный скит и схватили старца. Его бросили в тот же архиерейский каземат, где ныне сидели Авдоний и братья. Это было при митрополите Филофее.
Владыка не представлял, насколько раскольники хитры и настойчивы. Он дозволил Авраамию под караулом ходить на праздничные службы в Знаменскую церковь. А тобольские сподвижники Авраамия собрали денег и наняли мужика Калину – огромного слабоумного детину. На рождественской службе прямо посреди толпы Калина взял маленького худенького старичка Авраамия на руки, спрятал у себя на груди под тулупом, словно котёнка, и вынес из церкви мимо караула. Авраамий снова исчез в тайге.
– К Авраамию думаешь сбежать? – спросил Семён Ульянович.
– Вовсе не думаю, – с пренебрежением ответил Авдоний. – Авраамий – агнец дряселоватый. Только повести писать хорошо умеет, а пружаться врагам – слаб духом. Я уйду халугами и нырище себе найду без Авраамия.
Старец Авраамий и вправду отвергал самозверство раскольщиков.
Семён Ульянович никогда не встречался с Авраамием, хотя сколько раз проходили друг мимо друга. Аврамка, сын тобольского служилого человека, принял постриг в Кодском монастыре, когда Сёмке Ремезову сыну Ульянову было всего шестнадцать лет. В спор за старую веру инок Авраамий впервые вступил в Тобольске с митрополитом Корнилием. Авраамия тоже сослали – в Туруханск. Он притворно покаялся, как многие другие расколоучители, и его отпустили. Вместе с монастырским другом Иванищем Кондинским Авраамий поселился на заимке Кодской обители близ Ялуторовской слободы. Здесь схимники обрели великих собеседников – старца Далмата и сына его Исаака. Тогда же Авраамий с Иванищем и основали свою пустынь.