Жан вздрогнул, оторвался от Гали, обернулся. В дверях стояла Мари. Она в оцепенении смотрела на него. Потом вдруг, опомнившись, развернулась и побежала вниз по лестнице.
* * *
Мари после разговора с мадам Легаре долго еще бродила по улицам. Она поняла, что у нее по сравнению с этой роскошной красавицей нет никаких шансов. Как она сказала тогда? «Кто тебе дал право решать, что для него хорошо, а что плохо? Ты ему вообще кто?» Действительно, кто она такая. Она просто любит его, но это ведь ничего не значит.
Мари сама не заметила, как пришла к зданию Гранд-Опера. Она вспомнила, как они были здесь с Жаном.
«В середине прошлого века император Наполеон III, — рассказывала женщина-экскурсовод. — Напуганный покушением на свою особу в существовавшем тогда оперном театре, повелел построить новый театр — такой, где его величество смогло бы чувствовать себя «как дома». Все, что происходило тогда по повелению императора, делалось с размахом, так что будущий оперный театр должен был стать чем-то монументальным. Тогдашний префект Парижа, барон Хауссманн, гений градостроительства и в то же время гений разрушения, безжалостно перекраивал многовековой город. Сносились целые кварталы, на их месте разбивались бульвары, возникали новые площади, новые проспекты. Огромный пустырь на месте уничтоженного квартала недалеко от Сены отвели под будущий театр.
Был объявлен публичный конкурс на лучший проект. Победителем оказался сравнительно неизвестный до того архитектор Шарль Гарнье, тридцати пяти лет от роду, лауреат престижной премии в области архитектуры Гран-При-де Ром и выходец из тех самых трущоб, которые так весело и бодро сносил Хауссманн.
Постройка Оперы заняла пятнадцать лет. Впрочем, Гарнье давно уже снискал себе репутацию «романтика», правда, в архитектурном стиле. Кто, кроме неисправимого романтика, способен потратить 15 лет жизни на постройку оперного театра?
Эти пятнадцать лет видели и франко-прусскую войну, когда артиллерийские снаряды чудом не разрушили почти готовое здание, и Парижскую Коммуну, когда отступавшие коммунары ее почему-то пощадили. Видели они и республиканское правительство, возглавившее Францию после бесславного конца царствования Наполеона III — бедствие, возможно, и похуже для начатого в эпоху империи театра, чем любые войны, если бы не фантастическая настойчивость Гарнье, который, когда речь шла о его любимом детище, был абсолютно неразборчив в средствах.
Постройка Оперы столкнулась не только с военными, политическими и бюрократическими трудностями. Немало было и трудностей технических. И первая, едва ли не самая сложная, возникла от того, что здание, по легкомыслию ли Хауссманна, или еще по какой причине, должны были возводить на влажной, пропитанной водой, песчаной почве набережных Сены. Хуже того, когда рыли котлован, выяснилось, что непосредственно под будущим театром протекает один из подземных притоков Сены!»