Людомар ясно слышал остатки страха животного, которые еле различимыми струйками скопились в нижней части кроны дерева. Уфан не любопытствовал, он боялся и боялся настолько, что в первые несколько мгновений оцепенел от ужаса.
Неизвестно сколько прошло времени, но зверушка была расплющена на том же самом месте. Смрад ее внутренностей был различим явственнее всего. Дурманящим обволакивающим облаком он отрывался от коры свидиги и, слегка завихряясь, струился вверх по стволу.
Людомар зарычал, но зарычал так, как это делают людомары, так, что этот его рык был доступен только летучим мышам, запах которых долетал до него за много полетов стрелы. Никто больше в Глухолесье так не вонял, как эти поганые зверушки.
Уфана убил омкан. Это самый опасный хищник Глухолесья. Нет и никогда не было охотника приспособленного к убийству лучше, чем он. Шкура его состояла из чешуек тверже, чем камень, из-под которых длинными волокнами свисали бесцветные нити кожи. Когда ему нужно было замаскироваться, эти нити обретали силу и подобно щупальцам обнимали все близлежащее пространство, притягивая на омкана листву и кустарник. Когда же ничего подобного не было, то нити эти, становясь зелеными, черными или синими, сами образовывали природный ландшафт. Шесть ног, последовательно расположенных в два ряда на всем длинном теле, не имели пальцев, но их ухватки были настолько длинными и сильными, что вполне могли обнять человеческую ногу и расплющить ее.
Самое страшное, самое смертоносное оружие омкана были не клыки, хотя и они имели место быть, но шипы, которыми бурно обросла вся его шея и часть головы. Он обрывал свои шипы, приклеивал их к своему языку и выбрасывал вперед. Языков у омкана было три: два из них облекали собой верхнюю и нижнюю челюсть, а третий — тонкий, длинный и очень липкий использовался для охоты. Никто не знает, когда омкан научился клеить свои шипы на кончик длинного языка, но это умение принесло ему неизменные преимущества.
Людомар сделал несколько шагов и присел на корточки. Так и есть. Его глаза разглядели в коре дерева едва различимый след от шипа омкана, а нос учуял его слюну и запах шипа. Как и всегда, после убийства омкан не осталял следа. Он поедал добычу вместе со своей иглой.
Охотник оглядел маленькую площадку, на которой оказался. Его нос жадно перебирал все без исключения запахи, которые были оставлены на ней. Здесь побывало много зверья, были даже птицы, только одного животного уже много дней не было на этой площадке — омкана.
Людомар еще раз посмотрел на след от шипа. Он воткнут так, что траектория его не могла не проходить через микроскопическую прореху между свидигами, поросшую густым ковром дукзы.