Я почти дошел до машины, когда отражения на мокрой мостовой и в витринах магазинов внезапно исчезли. Резко обернувшись, я увидел, что светящаяся вывеска над кинотеатром тоже погасла. Здание оставалось в темноте добрых десять секунд — дольше, чем в предыдущие среды, затем огни вспыхнули с новой силой.
Напуганный происходящим, я бросился к машине и увидел опознавательные знаки полиции. Одно из окон открылось, и оттуда высунулась голова патрульного.
— Сюда, — закричал я. — Скорее!
— Что случилось? — твердым голосом спросил полицейский.
— Я… Я объясню потом. — Тут я услышал быстрые шаги и, обернувшись, увидел, как ко мне во весь опор несется Портер Хастингс. Он выскочил на улицу, даже не надев пиджак. У меня появилось нехорошее предчувствие.
— Джим, — задыхаясь, произнес он. — Тебе нужно скорее туда. Там черт знает что творится…
— Что ты имеешь в виду? — Вопрос прозвучал чисто риторически, потому что внезапно я понял, что случилось. — Ты пустил тот кусок фильма, как я тебе говорил?
— Конечно. — Даже в такой ситуации Портер сумел всем своим видом передать возмущение по поводу того, что кто-то усомнился в его профессионализме.
— Те самые кадры, что были заряжены?
На его лице появилось виноватое выражение.
— Ты ничего про это не говорил. Я прокрутил чуть вперед, чтобы посмотреть, что это такое.
— А ты отмотал пленку обратно к нужным мне кадрам?
Времени, да и необходимости отвечать на вопрос не было, потому что в этот момент в конце улицы началось что-то невероятное. Полицейские в машине, Портер Хастингс и я увидели, сцену, какой на Земле не видел никто уже более полутора тысяч лет: из тесного помещения кинотеатра на улицу вырывался римский легион в полном боевом облачении. Блестя шлемами, щитами и короткими мечами, они быстро построились под вывеской кинотеатра в плотное каре, готовые отразить нападение любого, кто к ним приблизятся. А над их головами (тогда а, видимо, был не в состоянии оценить иронию) горела моя неоновая вывеска: КОЛИЗЕЙ.
— Этому должно быть какое-то объяснение, — произнес один из полицейских, протягивая руку к радиотелефону для связи с участком, — и для вашего же блага оно должно быть убедительным.
Я мрачно кивнул. У меня было для них вполне убедительное объяснение, вместе с тем возникшее у меня тяжелое чувство подсказывало, что моим скромным ретроспективным показам по средам пришел конец.