История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1 (Яворницкий) - страница 254
Положение несчастных невольников, и в пути, пока их вели в Крым, и в самом «невир-царстве», было поистине ужасающее. Захваченных в неволю людей татары расставляли в ряды по нескольку человек, связывали им назад руки сыромятными ремнями, сквозь ремни продевали деревянные шесты, а на шеи набрасывали веревки; потом, держа за концы веревок, окружали всех связанных цепью верховых и, подхлестывая нагайками, безостановочно гнали по сухой, черной, выжженной солнцем степи, убивая на месте слабых и питая сырой и дохлой кониной живых. Так догоняли жестокие изуверы несчастных до турецкого города Кизыкерменя, стоявшего у правого берега Днепра[860], и отсюда на нескольких дубах, то есть больших высоких лодках, переправляли их с правого берега на левый в татарские владения. Здесь гнали уже не спеша и не спеша добирались до реки Конские Воды к урочищу Кара-Мечеть. У Кара-Мечети татары пускали своих лошадей в степь на вольный попас, а сами приступали к дележу «ясыря». Но прежде чем начать дележ, они прикладывали каждому невольнику раскаленное огнем тавро на тех же местах, на которых прикладывают его и лошадям, и только после этого делили между собой свою добычу. Получив в неотъемлемую собственность невольника или невольницу, каждый татарин мог обращаться с ними как с собственной вещью; в этом случае особенно печальна была участь женщин: сластолюбивые мусульмане, не стесняясь ничьим присутствием, девиц насиловали при родителях, а жен при мужьях[861]. Тут не одна женщина оплакивала свой позор и не одна девушка теряла свое девичье «вено».
«И бесчеловечное сердце, – говорит очевидец, – тронется при прощании мужа с женой, матери с дочерью, навсегда разлучаемых тяжкой неволей; а зверские мусульмане бесчестят жен и детей в глазах мужей и отцов; обрезывают детей в присутствии родителей; одним словом, совершают тысячи неистовств»[862].
У Конских Вод татары разделялись на две главные массы: ногайцы шли на Кинбурн, крымчаки на Перекоп. Дойдя до своих мест, татары открывали торг невольниками, продавая их от самой высокой до самой низкой цены, смотря по товару: иногда брали целую кучу золота за одну невольницу, иногда красную феску или пару пистолетов за целый десяток невольников. Когда невольников выводили на площадь для продажи, то их ставили гуськом, одного за другим, точно «журавлей в полете», в числе нескольких десятков, прикованных друг к другу около шеи, и такими партиями продавали с публичного торга; при этом продавец очень громко выкрикивал, что выставленные рабы – самые новые, простые, нехитрые, королевского (то есть польского, литовского и украинского) народа, а не московского, считавшегося в Крыму хитрым, коварным, способным к побегам и потому сравнительно дешевым. При покупке выведенные невольники тщательно осматривались покупщиками, начиная с внешнего вида и кончая сокровенными частями тела: требовалось, чтобы у раба или рабы зубы не были редки и черны, чтобы на теле не было рубцов, бородавок, шишек и других недостатков. Однако ловкие продавцы иногда надували самых строгих оценщиков живого товара: лучший товар, девушек и мальчиков, они выводили после тщательного ухода за ними, предварительно откормив их, набелив, нарумянив и одев в дорогой шелк. Особенно высоко ценились у татар красивейшие девушки: «оне покупались иногда на вес золота и тут же на месте с барышом перепродавались». Главным местом торговли невольниками был крымский город Кафа, теперешняя Феодосия, с 1475 года непосредственно принадлежавший Турции, имевший в себе артиллерию и сильный гарнизон из янычар, кавалеристов и «двух видов» милиции. Но кроме Кафы невольники продавались в городах – Карасубазаре, Тузлери, Бахчисарае и Гёзлеве, переделанном по-русски в Козлов и называвшемся по-гречески Евпаторией. Здесь всегда жили турки, арабы, жиды, греки, армяне, покупавшие невольников и платившие дань за право торговли крымскому хану и турецкому паше, жившему в Кафе