Спрашивает, как ее сын относится к его звонкам. Сын всегда очень ревностно относился к мужчинам, которые даже просто на улице здоровались. Катались как-то зимой с горки. Он на санках туда-сюда. Она ждет. Подходит к ней из серии вечный поклонник. «Привет-привет». Хотел, видимо, показать, какой он потенциально классный отец. Ну, сыночек ему устроил. Разгонялся, санки летели вперед, он за ними на коленках. Другой раз в полете, нога ласточкой. Третий раз – мордой в сугроб. Тот его поднимать, запыхался бедный. Сын веселится, построил дядьку. Откашливается, снег поклоннику в морду. Она не вмешивается, мужики сами разберутся. Поклонник понял, что не справится. А на Диму как-то глаза закрывает, смотрит, но не донимает допросами с пристрастием. К нему просто подход нужен, показать, что любят его маму, и дать понять, что, парень, ты крут, но мужик здесь я. И все.
– Передавай сыночку привет.
– Передаю. Тебе сказали: «Ладно, передай и ему тоже».
– Это уже что-то. Он, наверное, чувствует, что все серьезно, и поэтому молчит.
Он, наверное, не понял, что сказал. Она сначала тоже пропустила мимо ушей, а потом ее бортонуло. А волны с шумом бились о борт, так и ее бортонуло об это слово «серьезно». Блин, ну вот нужно было все испортить, нельзя было по-другому сказать. Он и не собирался, наверное, это так выразить, а получилось… Испугалась она. Она не готова к этому «серьезно». Ей хорошо с ним, очень хорошо, но вешать ярлык «серьезно» она не готова. Она боится раствориться в нем и боится, что не знает его. Она не надумывает его, она его интуитивно чувствует. Она теряет контроль, она его уже потеряла. Она чувствует, что что-то происходит, что-то чарующе прекрасное. Хочется плакать, то ли от того, что «Ты на свете есть», то ли от того, что он так далеко. Если бы он был бы рядом.
И вообще она серьезно задумалась, а готова ли она к серьезным отношениям. Это же очень ответственный шаг – взять и все круто поменять в жизни.
Боже, как он почувствовал. Звонит ей. Сдала свои последние бастионы, сказала, что если она будет «фыркать», то против «девочка моя» она бессильна. Сказал, что запомнит. Что это она, в самом деле, пусть он думает. Опять это ощущение, что он ведет ее. Она ему фразу, он отвечает на той же волне. Она боится, что так не бывает. Может, сдаться на волю победителю? А как же свободная и независимая? А как же чувство вины?
Стандартное утро, 4 утра по-киевскому.
– Мур (Читай: я здесь, я о тебе помню).
– Досыпай, котенок мой.
– Мур, слушаюсь и повинуюсь.
– Целую.
– Чувствую себя красной шапочкой, а ты волк. Мандраж. Рейхстаг еще держит свои позиции, но близок к безоговорочной капитуляции. Поворачиваюсь на другой бочок и сплю.