Верблюд не был единственной нашей проблемой в обратном плавании от берегов Ливии. Мы сгрузили три тонны серебра, пассажира и израсходовали почти половину запаса горючего, поэтому даже при заполненной дифферентной цистерне лодка оставалась слишком легкой и плясала на волнах как пустая бочка. А превосходная до того погода начала портиться как только берег Африки скрылся из виду. Сильный, несущий пыль и зной ветер с юга гнал попутные волны, которые обрушивались на корму U-13 и сбивали лодку с курса. Но мы держались, и на утро третьего дня заметили в северной части горизонта вершину горы Ида. Еще несколько часов, и вдалеке обрисовался весь гористый хребет Крита.
К входу в гавань Иерапетры U-13 подошла к полудню двенадцатого апреля и встала на якорь среди ярко раскрашенных рыбацких каиков. Вскоре нас окружили разные лодчонки, а немного спустя прибыл гребной катер, на веслах которого сидели два рыбака в красных рубахах, а на кормовой банке — чиновного вида субъект в пародии на военно-морской мундир. Чиновник обратился к нам сначала на греческом, потом на итальянском, уведомив, что по международным законам у нас есть право пробыть во внутренних водах Греции только двадцать четыре часа и приобретать товары исключительно невоенного назначения. Я ответил, что нам требуется всего ничего: купить машинное масло, запастись продуктами и питьевой водой, а также выгрузить, после предварительной консультации с австрийским консулом в Кандии — если его превосходительство дозволит, — некий предмет багажа. Комендант пожевал пару минут губами, раздумывая — ему явно не было привычно иметь дело с такими материями как консулы и визиты кораблей воюющих держав.
— Но капитано, машинного масла вы не получите — это военный запас, да и в любом случае, в городе его нет.
— Но как же так, комендант? У вас ведь есть рыбачьи лодки, да и гараж в Иерапетре должен быть.
— Ха! — саркастично хохотнул грек и театрально взмахнул рукой. — Вы же видите, суда тут только парусные, а последний автомобиль проезжал мимо нас много месяцев назад. Нет, километров на пятьдесят в округе не сыщется и капли машинного масла. А что вы хотели выгрузить на берег — вдруг это тоже предмет военного назначения?
— Нет, — отрезал я. — Это молодой беговой верблюд, подарок австрийскому императору от магистра ордена сануситов.
Полагаю, кто-то из рыбаков понимал немного итальянский, потому как по мере того как последняя моя фраза передавалась из уст в уста, слышались взрывы хохота. Комендант порта раздулся от уязвленной гордости, но в итоге пробормотал что-то про карантинные ограничения. Затем он повернулся к гребцам и приказал идти к причалу под развалинами замка, нам же велел следовать за ним. Через полчаса под взорами нескольких сотен обитателей городка мы уже подводили лодку к пирсу. Причин пялиться у них прибавилось, когда люк для загрузки торпед распахнулся и из недр U-13 появился брыкающийся, шипящий, рыгающий и храпящий верблюд. Кухарек и Дзаккарини тащили его за передние ноги, а труды налегавших сзади Легара и Стонавски были вознаграждены щедрой порцией мочи. Я придерживался мнения, что греческие рыбаки не из тех, кого легко удивить, но заметил как по рядам загрубелых бронзовых физиономий, обращенных к нам со стенки гавани, пробежало нечто вроде изумления, и даже восхищения. Так или иначе, когда скотину, дрожащую и моргающую, выволокли на пирс, зазвучали аплодисменты.