Вопреки заявлениям иных местных уроженцев, которых я наслушался в бытность мальчишкой, расположенный на севере Моравии городок Хиршендорф (нас. 9 тыс. жит., окружной центр на реке Верба, развалины замка XIII в., промышл.: пивоварение, выращ. сахарной свеклы, лесопильни, жел. дор. станция – 2 км, рыночный день — среда; гостиница «У Белого Льва» (8 ном., рест.) вовсе не являлся географическим центром Европы. На эту привилегию претендовало немало населенных пунктов — тут, разумеется, все зависит от того, что считать границами Европейского континента. Впрочем, пару дней назад я, забавы ради, попросил сестру Элизабет раздобыть мне школьный атлас, и к изрядному своему удивлению обнаружил, что если принять Исландию за западную оконечность Европы (это мне представляется вполне допустимым), а Мальту — за южную, то проведенные через эти точки линии пересекутся если не строго в месте моего рождения, то в непосредственной близости от него, километрах в двадцати к северо-востоку, на территории так называемой Прусской Силезии.
Во всех остальных аспектах, однако, Хиршендорф последнего десятилетия девятнадцатого века являл собой истинный образчик провинциальной заурядности — крошечный окружной центр, настолько не отличимый от сотен таких же окружных центров, рассеянных по просторам нашей дряблой черно-желтой империи, что если бы путешественника с завязанными глазами довели до главной площади, ему потребовалось бы несколько минут, чтобы сообразить, что он находится в чешской провинции, а не на юге Тироля, в Хорватии или среди шуршащих кукурузных полей Баната.
У нас все было как по уставу: красное административное здание в стиле нео-ренессанс на одной стороне городской площади смотрело на непримечательную крохотную ратушу, расположенную за муниципальным садом — обнесенным изгородью прямоугольником из пыльных кустарников с оркестровой эстрадой и памятником имперскому генералу князю Лазарусу фон Регницу (1654-1731). В нижнем конце площади за каштановой аллеей пряталась двухэтажная гостиница (ресторан, кафе) с миниатюрной террасой, а в верхнем располагалось местное отделение Северо-Моравского Сельскохозяйственного кредитного банка. На улице сразу за площадью возвышалась похожая на линейный корабль громада приходской церкви св. Иоанна Непомуцкого >[23]. Кровлю двойного купола испещряли бледно-зеленые полосы — следы дождя и накопившихся за поколения голубиных испражнений, внутри же царил застывший хаос алебастровых святых, среди которых вился запах мышиного помета, смешанный с ароматом сожженного на прошлой неделе ладана. Присутствовали и обычные лавки: торговцев скобяными, мучными изделиями и семенами, мануфактурой, аптека и так далее. Привычные казенные учреждения: казармы, жандармерия, гимназия кронпринца эрцгерцога Рудольфа и госпиталь императрицы Елизаветы. Ну и непременный театр на Троппауэргассе, где заезжие труппы в побитых молью костюмах знакомили нас с новинками, пусть и второсортными, последнего сезона венской развлекательной индустрии. За пределами четырехсотметрового радиуса от площади двухэтажные оштукатуренные здания уступали место одноэтажным постройкам из кирпича, а гладкие мостовые — грубому булыжнику. Еще четыреста метров, и на смену кирпичным домам приходили бревенчатые хижины с подсолнухами в саду и крошечными садиками из побеленных яблонь и слив. Потом, почти без предупреждения, за пивоварней и сахарным заводом, мощеные, освещенные газовыми фонарями улицы провинциальной австрийской цивилизации растворялись бесследно среди тихо колышущихся, усеянных маками полей ячменя и ржи. Над головой слышалась песня жаворонка, а в рыночный день длинные узкие телеги тянулись по разбитым колеям к городу.