Раненный (Гамильтон) - страница 20

— Подними взгляд, — велела я, указав другой рукой.

Томас ради приличия покраснел.

— Анита! — воскликнула Мерседес, словно я сделала что-то неподобающее.

— Раз он уже достаточно вырос, чтобы смотреть, значит достаточно вырос, чтобы услышать неодобрение по этому поводу, и достаточно вырос, чтобы начать учиться смотреть и не выглядеть при этом извращенцем.

— Анита права, — согласился Мика.

Натаниэль закивал и добавил:

— Можно смотреть и не выглядеть при этом жутким, это просто дело практики.

Томас закрыл ладонями лицо, чтобы скрыть, как покраснел, или потому что больше не знал, что еще сделать. Этот жест словно остался с тех времен, когда он был совсем маленьким ребенком. Он опустил руки, и его взгляд снова озлобился, словно он пытался вернуть себе угрюмый «слишком крут» образ.

— Извини, я таращился.

Мне понравилось, что он не стал игнорировать ситуацию, и еще больше понравилось, что он извинился.

— Извинения приняты, Томас.

Он пожал плечами, его потенциально привлекательное лицо вовсе не было симпатичным, когда он позволял этому образу брать верх. Возможно, я смутила его, и возможно, из-за этого ему больше не хотелось меня слушать, но, черт возьми, он это сделал.

— Когда ты за что-то извиняешься, не стоит после этого вести себя высокомерно, — заметил Мика.

Томас посмотрел на него. Полагаю, этот взгляд задумывался жестким, но он был подростком из пригорода, который всего месяц назад впервые столкнулся с насилием, его жесткий взгляд таковым не был.

Мика ответил ему спокойным взглядом.

— Извинения предполагают, что ты сожалеешь о содеянном, а если ты продолжаешь вести себя как засранец после извинений, это значит, что тебе вовсе не жаль.

— Так как? — спросила я. — Тебе жаль за то, что ты уставился, или ты извинился просто потому, что должен был?

Томас переводил взгляд с одного на другого и наконец сказал:

— Вы, ребята, странные.

— Мы сверхъестественные, — ответил Мика.

— Я не это имел в виду, — Томас по-прежнему выглядел угрюмо, но за всем этим на его лице было что-то еще. Он смотрел на нас так, словно мы сделали что-то интересное, ну или как минимум неожиданное. В конец концов, он посмотрел на меня. — Мне жаль за то, что я уставился, и это было отвратительно. Я не хотел.

— Извинения приняты.

— Когда рука восстановилась, ты смогла отжимать тот же вес, что и прежде?

— Больше, — ответила я.

Он снова недоверчиво на меня взглянул.

— Я смогла брать вес больше, потому что стала заниматься усерднее, чем когда-либо ранее, поэтому превзошла себя и стала сильнее, чем прежде.

Он на это кивнул, глаза стали задумчивыми.