Томас уставился на Натаниэля так, словно тот отрастил вторую и очень уродливую голову. На этот список горя и боли ему нечем было ответить. А кому было чем?
Мерседес пододвинула стул и тяжело на него опустилась. Я взглянула на нее, она тоже выглядела потрясенной, но в центре внимания оставались Томас и Натаниэль с твердо сидящим рядом Микой, обнимающим его. Мне хотелось к ним присоединиться, но это было бременем их троих, мужчин и мальчика. Это касалось только их, пока они не обратились ко мне.
— Мне только исполнилось девятнадцать, когда один из клиентов попытался убить меня. Не знаю, считал ли он, что я исцелюсь, или ему было просто плевать. Габриэль тогда был уже мертв, так что защитить меня было некому. Я отправился в больницу и встретился там с Анитой. Она вытащила из эскорт-услуг, но это ничего. Я получал неплохие деньги в «Запретном плоде», мне не обязательно было заниматься чем-то еще, и это перестало приносить удовольствие, так что завязать было легко.
Я хранила молчание, но эту историю я помнила немного иначе. На самом деле я не велела ему оставить эскорт-услуги, просто прикрыла их бизнес в целом, поэтому ни один из верлеопардов больше не мог этим заниматься. А еще для меня это не было историей любви с первого взгляда в Натаниэля, а его рассказ, похоже, намекает именно на это, но… Я хранила свой рот на замке, потому что не я была рассказчиком. В сказках главное вовсе не принц, спасающий принцессу, а сама принцесса, и в данном случае ею был Натаниэль. Я не возражаю, мне принцессой быть не идет.
— Я бы сказал, что ты брешешь, но… — Томас просто замолк, уставившись в пол, словно пытаясь сообразить, что сказать.
И Натаниэль закончил за него:
— Но если бы я решил придумать историю, она была бы не такой.
Томас поднял взгляд и кивнул.
— Да, именно так.
— Нам всем было больно, Томас, — проговорил Мика, — но разница в том, как мы трое боремся за жизнь и не позволяем неприятностям, случившимся с нами, определить, кто мы есть и какой должна быть наша жизнь.
Томас облизал губы. Он больше не старался выглядеть крутым или злым. Он больше ни за чем не прятал правду и боль.
— Чего вы от меня хотите? — спросил он наконец.
— Займись своей физиотерапией, — сказал Натаниэль.
— Отправляйся в зал, когда позволят врачи, — добавил Мика.
— Усердно трудись, — закончила я.
Томас взглянула на меня, затем снова посмотрел на мужчин. Он снова облизал губы и закивал больше для самого себя, чем для нас.
— Хорошо.
— Пообещай, — сказала я.
Тогда он посмотрел на меня с той решимостью, какой прежде у него не было, злость тоже была в этом взгляде, и на какое-то время она еще останется, но теперь в его темных глазах появилось и что-то хорошее, то, что поможет ему больше, чем причинит боль.