— Я слышала достаточно.
Я покачала головой.
— Идите скажите Розите о вашем желании, чтобы я сдала свое оружие в гардероб, скорей.
Она одарила меня полным подозрения взглядом, недовольная моей уверенностью в том, что Розита не согласится с ней.
— Я расскажу обо всем Розите с Мануэлем и пришлю мужа, — повторила она.
Никогда прежде не слышала, чтобы кто-то звал Мэнни Мануэлем, хотя и знала, что именно таким было его полное имя.
— Поступайте так, как считаете правильным, миссис Конрой.
Она раздраженно взмахнула длинными синими юбками. Друзья жениха все были в черных фраках и белых рубашках с галстуками и кушаками насыщенного синего цвета. Подружки невесты были в королевском синем, который на каждой смотрелся потрясающе. Платья даже были не так уж и чудовищны, они не всем подходили, но ни на ком не выглядели так, словно на их теле распустился да так и застыл синий цветок.
Натаниэль вернулся ко мне, улыбаясь, галстук был ослаблен, несколько пуговиц на рубашке расстегнуты, обнажая сильную линию горла и лишь намекая на вид груди.
— Прекрасный DJ, — сказал он.
Я поцеловала его, и он притянул меня в объятья достаточно близко, чтобы я могла уткнуться ему в грудь. Я позволила ему укутать себя своим теплом и запахом ванили. Для меня он всегда пах ванилью, отчасти благодаря шампуню, мылу и прочему, но подо всем этим был еще и сладкий аромат его самого. Я не была точно уверена ваниль ли это, но вспоминала снежный день, еще до смерти мамы, когда мы испекли печенье и провели весь день, украшая его. Вот как Натаниэль заставлял меня себя чувствовать: как в тот идеальный снежный день с покрытым глазурью сахарным печеньем мамы, над которым поднимается пар, день, когда мама еще была жива и улыбалась мне. Казалось глупым, что тот, кто вызывает у меня мысли о сексе каждый раз, как я касаюсь его, заставляет вспоминать о маме и том снежном дне, но так и было, сейчас так и было.
Натаниэль первым начал отстраняться, что было для него нетипичным, но, едва он убрал одну руку, я поняла почему. С другой стороны в объятия Натаниэля скользнул Мика. Он прильнул головой к груди рядом со мной, и мы обхватили друг друга руками, а с другой стороны обняли Натаниэля за пояс. В нем был метр семьдесят пять, так что мы оба устроились под его руками, прижавшись к его груди щеками так, что я могла потереться носом о лицо Мики. Мика для меня всегда пах чем-то теплым и пряным, как корица, и чем-то еще, что я не могла определить, и я вдруг снова вернулась на теплую мамину кухню. В тот день она поила нас горячим шоколадом по-мексикански: смесью обычного американского какао и более богатого, темного, пряного напитка. Себе она делала на полную мощь, такой крепкий, что он аж горчил. Я до сих пор помнила вкус, когда она дала мне попробовать, но для меня она делала сладкий шоколад лишь с толикой пряности и жара ее напитка. От кожи Мики исходил аромат экзотических специй, корицы, темного шоколада и воспоминаний, которые я почти забыла. Мама погибла следующим летом после этого снежного дня. Мне было восемь.