— Спасибо, что позвонили, — тоже вздохнул Рудольф. — Подождите здесь. Сейчас узнаю, как обстоит дело.
— Я бы пошел с вами, — сказал Дуайер, — только они еще больше разозлятся.
Расправив плечи, Рудольф вошел в полицейский участок. Глаза обожгло ярким светом, но зато там было тепло. Жаль, что он в мятом костюме, небрит и, по словам Гретхен, выглядит так, будто только что переспал с женщиной, а то бы он чувствовал себя куда уверенней. Он помнил также, что от него по-прежнему пахнет духами. Не так ты одет и не тем пахнешь, подумал он, подходя к высокой конторке, за которой, мрачно взирая на него, восседал толстый полицейский с выбритыми до синевы скулами.
Как расширяют кругозор путешествия, думал Рудольф, улыбаясь или надеясь, что улыбается полицейскому: любуешься соборами, спишь с женой европейского офицера, плаваешь над судами, затонувшими во время войны, знакомишься с иноземными обычаями, чужими товарами и напитками, полицейскими участками, крематориями…
— Моя фамилия Джордах, — медленно произнес он по-французски. — Я американец… — Слышал ли полицейский о Лафайете, плане Маршалла, дне высадки союзников во Франции? Тогда можно рассчитывать на благодарность. Если, конечно, она существует. — По-моему, у вас здесь мой племянник Уэсли Джордах.
Полицейский ответил так быстро, что Рудольф его не понял.
— Говорите помедленнее, пожалуйста, — попросил он. — Я не силен во французском.
— Приходите к восьми утра, — медленно произнес полицейский.
— Я бы хотел повидать его сейчас, — настаивал Рудольф.
— Я сказал — к восьми утра, — нарочито медленно повторил полицейский и для большей наглядности показал восемь пальцев.
Нет, ни о Лафайете, ни о дне высадки союзников полицейский явно не слышал.
— Может, ему нужна медицинская помощь? — спросил Рудольф.
— Он обеспечен самой лучшей медицинской помощью, — снова так же медленно ответил полицейский. — Приходите в восемь утра. По французскому времени. — И засмеялся.
— Здесь кто-нибудь говорит по-английски?
— Это полицейский участок, мсье, — сказал полицейский. — Вы не в Сорбонне.
Рудольфу хотелось спросить, нельзя ли взять племянника под залог, но он не знал, как это сказать по-французски. Ежегодно в Канн приезжают тысяч пятьдесят американских и английских туристов; неужели ни один из этих мерзавцев не мог взять на себя труд выучить английский язык?
— Я хотел бы поговорить с вашим начальником, — упорствовал он.
— В данный момент он отсутствует.
— Тогда с кем-нибудь еще.
— Кто-нибудь еще — это я. — Полицейский снова расхохотался. Потом нахмурился и сразу стал выглядеть более естественно. — Прошу вас уйти, мсье, — строго сказал он. — Будьте добры очистить помещение.