Десять тысяч лет до нашей эры (Катерина) - страница 21

Самая темнокожая и с шапкой из всклокоченных волос выше, чем у других, оглянулась на меня после того, как мой живот издал очередной голодный вопль. Про себя я прозвала ее Тиной Тёрнер, надо же как-то различать их.

Накормите меня, вопило мое тело, хотя лично я голода вообще не ощущала. Не знала, что так бывает, но вот. В самом начале привала, после пешего похода, мне очень хотелось пить. Но воды мне никто не предложил. Теперь же, когда солнце скрылось, а ветер с моря дышал свежестью, жажда немного стихла. Обманчивое чувство, я знаю, но холод бодрил и пугал больше голода и жажды. Они ведь тоже люди, эти девушки с начесами, когда-нибудь им тоже понадобятся пища и вода, значит, и мне достанется.

Но что для них является приемлемой пищей, с нарастающей тревогой соображала я, и вода какого качества кажется им нормальной?

Стоило подумать о воде и все - во рту стремительно пересохло, а язык, высушенной воблой, прилип к нёбу. Посмела думать о вобле? Новый залп возмущенного желудка.

Тина Тёрнер снова оглянулась на меня. Ну, эти звуки невозможно не понять, женщина! После провала с улыбкой, честно говоря, я боялась проводить новые эксперименты. Если я начну энергично работать челюстью, изображая, что пережевываю гипотетический ужин, они поймут меня? Или решат, что я угрожаю им и обещаю сожрать?

Мысль о каннибализме поразила меня в самое сердце, и я тут же затолкала ее поглубже в сознание, черт подери, нет, нет, нет! Должно быть другое объяснение тому, что у них нет с собой запасов пищи, и тому, что только я оставалась связанной.

Какая ирония, Небо, зашвырнуть меня в доисторическую эпоху, чтобы я стала для кого-то ужином! С другой стороны, если громоздкая фауна щелкает зубами и размерами превышает новостройки, то охота на себе подобных низкоросликов вполне разумное и простое в исполнении решение. О, проклятье, могла я сегодня за завтраком представить, что к вечеру буду искать объяснение и оправдание каннибализму? Что с людьми делает голод!

Надеюсь, он не делает того же с неандертальцами.

Когда девушки вдруг дружно вскочили на ноги, я чуть не заорала что-то вроде, не смейте, пустите на шаурму кого-то другого, - и при упоминании шаурмы мой пересохший рот вопреки всему снова наполнился слюной, - но в круг света от слабого низкого костра вышли мужчины.

Девушки тут же схлынули во тьму и вечерний холод. Они просто сидели у огня, пока не было мужчин, дошло до меня.

Один из мужчин, - для меня лишь черный силуэт на фоне пламени, - присел у костра и стал ругаться. Иначе и не скажешь. Я не понимала ни слова, но точно узнавала эту интонацию. Неизменную, хорошо знакомую интонацию ворчливого уставшего человека, когда ему все не так и все не то. Да это же Одуванчик! Мне, наконец, удалось узнать его по воздушной прическе.