Всю дорогу домой ему пришлось стоять, а вагон метро был так набит, что он не мог даже развернуть газету. Он читал и перечитывал первую страницу и думал при этом: "Нет, я определенно рад, что меня не выбрали в президенты".
В поезде было жарко, и, зажатый среди пассажиров, он чувствовал себя жирным и неуклюжим, и в нем вдруг поднялось дотоле незнакомое, неловкое чувство, что его тело ему в тягость. Потом перед самой 242-й улицей он обнаружил, что крокодиловая сумка осталась на столике в конторе. На мгновение от ужаса защекотало в горле и под коленками. И дело было даже не в том, что, приди он домой с пустыми руками, весь вечер будут вздохи, полувысказанные упреки и почти неизбежные слезы. И даже не в том, что он не доверял женщине, которая вечерами убирала контору и которая однажды (3 ноября 1950 года) - в этом он не сомневался - взяла из правого верхнего ящика почтовых марок на доллар и тридцать центов. Но сейчас, в уже опустевшем вагоне, некуда было скрыться от мысли о том, что за один день он дважды что-то забыл. Он не мог припомнить, чтоб еще хоть раз с ним случилось что-нибудь подобное. Он потер лоб кончиками пальцев, словно это могло ему помочь отыскать хотя бы туманное объяснение. Он решил больше не пить. Он выпивал всего пять-шесть виски в неделю, но, с другой стороны, алкоголь вызывает частичную амнезию (временную утерю памяти), это в медицине хорошо известно, и, может быть, он слишком восприимчив.
Вечер прошел, как он и предполагал. На станции он купил роз для Нарсис, но о крокодиловой сумке, забытой на столе, промолчал, потому что, как он правильно рассудил, это только усугубило бы его утренний проступок. Он даже предложил ей отправиться в город и ради такого торжественного случая пообедать где-нибудь в ресторане, но Нарсис целый день в одиночестве растравляла свои раны и лелеяла свое мученичество, и она настояла на том, чтобы они ели рыбу по девяносто три цента за фунт. К половине одиннадцатого она уже плакала.
Хью спал плохо и на следующий день явился на службу рано, но даже вид крокодиловой сумки, которую уборщица положила на самую середину стола, не поднял его настроения. В тот день он забыл названия трех пьес Софокла ("Эдип в Колоне", "Трахиния" и "Филоктет") и номер телефона своего зубного врача.
Так это началось. Хью все чаще и чаще совершал прогулки в справочную библиотеку на тринадцатый этаж, он страшился этих прогулок, потому что всякий раз, как он снова и снова на протяжении часа пересекал комнату, сослуживцы поглядывали на него с недоумением и любопытством. Был день, когда он не смог вспомнить названий произведений Сарду, какова территория Санто-Доминго, симптомы силикоза, определение синдрома и как умерщвлял свою плоть, Симеон-Столпник.