Мориц считал, что его расстреляют. Вместо этого сейчас он сидит на полу вагона для скота. Нет уже ремня, знаков отличия, Железного Креста. Пользуясь светом, пробивающимся сквозь щели между досками, которыми обшиты стенки вагона, Мориц читает странную книжечку которую сунул ему украдкой капитан со стальными глазами, шепча, что больше ничего он сделать не может:
Damals wurde es mir deutlich, daß die Panik, dereń Schatten immer über unseren großen Städten lagern, ihr Pendant im kühnen Übermut der Wenigen besitzt, die gleich Adlern über dumpfem Leiden kreisen. Einmal, als wir mit dem Capitano tranken, blickte er in den betauten Kelch wie in ein Glas, in dem vergangene Zeiten sich erschließen, und er meinte traumend: „Kein Glas Sekt war köstlicher als jenes, das man uns an die Maschine reichte in der Nacht, da wir Sagunt zu Asche brannten”. Und wir dachten: Lieber noch mit diesem stürzen, als mit jenen leben, die die Furcht im Staub zu kriechen zwingt.[96]
Он умрет в Дахау двумя месяцами спустя, заразившись тифом. Умрет, воистину, рыцарской смертью.
Капрал Бёлль методично надраивает высокие майорские сапоги, спокойный и сытый исполнившейся ненавистью.
Фриц сидит на койке и думает, где сейчас может быть Мориц.
□□□□□
Горячка не спадала. Шлиебекс еще раз попросил помощи по радио, потому что компрессы и аспирин не помогли. И в очередной раз он встретился с отказом. Тогда он в бешенстве грохнул кулаком по аппарату, дернул за провода – что-то треснуло, пошел дым, и все погасло.
Он укрыл лицо в ладонях, застыл так на минуту, после чего поднял голову, глянул на рождественскую ёлочку и решил продолжить песню, которую, наверняка, кто-то пел сейчас в микрофон "Немецкой Волны". Он выпрямился на стуле и низким голосом тихо запел:
Stille Nacht! Heil'ge Nacht!
Gottes Sohn, o wie lacht
Lieb' aus deinem gottlichen Mund,
Da uns schlagt die rettende Stund'.
Jesus in deiner Geburt![97]
Фрицек открыл глаза и приподнялся на жесткой койке.
- Герр фельдфебель, что происходит? – спросил он. Саксонец подскочил к парню.
- Лежи, Фрицек, лежи. Ничего не происходит, я запрашивал помощи по радио, за тобой уже выслали транспортер, - болтал он. Потом прикоснулся ко лбу парня и, изумленный, тут же отвел руку. Горячка отступила, неожиданно, словно привидение – горячечный пот еще не высох, но кожа уже была прохладной.
- Ты как себя чувствуешь, уже лучше? – спросил еще более зумленный Шлиебекс.
- Ну, нормально, герр фельдфебель. Никак я себя не чувствую, - ответил Фриц.
Двери домика, силой взрыв вырванные с петель, влетели в средину и врезались в окно напротив. Из темноты тут же раздались отдельные выстрелы, а несколько пуль глухо чавкнуло в деревянные стены. Все стекла тут же рассыпались дождем осколков, спадая на пол и мебель. Фрицек с фельдфебелем, словно выброшенные из пращи, кинулись к оружию, подбежали к лишенных стекол окнам и начали палить в темноту.