Все это я воспринял настолько сильно, что письмо - пусть даже в нем уже и не было слов - сжег и несколько дней проболел, так что на пир, на который бы нога моя не ступала в любом случае, не пошел. Единственное, что меня перепугало, что теперь не будет мне спокойствия от злых духов, хотя ни к чему и никаким образом меня и не принуждали. Боялся я, хотя, некий интерес к этим пилюлям испытывал, но больше всего желал я той самой вековечной славы, которую должен был я получить, даже не продавая собственную душу. Единственное, что меня отталкивало от действия, это то, какие подозрительные типы во все это замешаны.
В 1499 году от Рождества Христова пришла моя очередь устраивать "пир с лебедем" для собратьев, который мне с надлежащим тщанием и удалось провести. Темное мясо жареной птицы, которое по обычаю на нем подавалось, напомнило мне про пир двенадцатилетней давности, и удивился я, что уже столько времени минуло после моей беседы с якобы ван Лийненом. И тогда, не мешкая, решил я отыскать его пилюли, которые с какого-то времени куда-то задевались и уже так часто на глаза мне не попадались.
К этому же времени дошли до нас известия о смерти на костре Савонаролы, проповедника, что выступал против светской власти пап и бичевал испорченность, гнилость и жажду золота у духовенства. Его выловили во время мятежа во Флоренции и обвинили в ереси. Таким образом, судьба его была предрешена, и хотя был это доминиканец, против которых давно держал я злость и против которых вечно выступал, поскольку и в Нидерландах орден этот заключил союз с Габсбургами, которые, дабы искоренить всяческое сопротивление, заключили договор с Инквизицией, а значит, и с поставленным во главе ее орденом доминиканцев, сейчас одного из них все-таки жалел. Его спалили на костре под вопли пьяной черни. Возможно, это и решило о том, что я решил не ждать уже больше, и в 1500 году от Рождества Христова воспользовался средством "ван Лийнена". Я делал все, как он говорил, то есть, в один из дней остался сам в мастерской и проглотил пилюлю, приготовив перед тем все, необходимое для рисования. Поначалу я ничего не чувствовал, потом меня охватил жар, что мне даже показалось, будто спускаюсь я в преисподнюю, а потом меня захватил ужасный водоворот, раскрывший свою пасть, как бы желая меня заглотить целиком. В конце концов, ко мне пришло блаженство. Что происходило далее, я не ведал, но когда ночью пришел в себя, то увидал небольшую картину, созданную наверняка мною же, и от которой исходил такой ужас, что я тут же изрубил доску и сжег в печи, чтобы больше никогда подобного не видеть. Я несколько перепугался и на какое-то время забросил свои эксперименты с