Позже Марлен плоховато понимал, зачем он полез в Старинку, коли она была занята немцами. То ли порыв какой был, то ли, как отец говаривал, «моча в голову стукнула», а только Исаев стал красться, пробираясь в деревню огородами, прячась за сараями и прочими коровниками. Тимофеев шагал сзади, шумно дыша.
А Марлен осторожно ступал впереди, сжимая свою винтовку без патронов.
Сбоку виднелась покосившаяся изба-пятистенок, все три окна были закрыты ставнями, да и разросшиеся яблоньки-дички загораживали возможный просмотр. Впереди стояли два больших сарая из серой битой дождем доски, и было похоже, что между ними имелся проход. По крайней мере, тропа туда вела.
По заросшему травой огороду Исаев пробежался, едва ли не на пуанты вставая, а потом под стенку хозпостройки, и бочком, бочком…
Немец появился совершенно неожиданно. Ни звука шагов, ни голоса, ничего не было слышно, когда Исаев приближался к углу сарая. И тут вышел фриц.
Это был офицер, потому как носил на голове не пилотку, а фуражку. На погонах у него было по одной ромбической звездочке[2], на плече болтался «шмайссер». Немец шел спокойно, по-хозяйски.
Марлен, совершенно не думая, изо всех сил ткнул его штыком в грудь. До этого он никогда в руках не держал винтовки, даже в армии, и в жизни не выполнял старую команду «Коли!», но удар оказался точен – граненый штык пронизал тевтонское сердце. Немец как шел, так и упал, утягивая винтовку, и «попаданец» тут же бросил ее.
Исаева чуть не стошнило, но страх пересилил – он присел и стал срывать с трупа автомат.
– Ты его убил! – громко прошептал Тимофеев.
Марлену в этот момент больше всего захотелось выматериться, но он сдержался. Расстегнув на немце пояс с кобурой, он выдернул его, зверея, из-под мертвого тела и сунул Виктору.
– Держи!
– Ой, спасибо…
– Ой, пожалуйста.
В это время где-то за сараем, за забором зазвучала громкая немецкая речь. Марлен вскочил и бросился бежать.
Он остановился лишь в зарослях за перекрестком, обнаружив рядом бурно дышавшего Витьку.
– А чего мы… обратно? – спросил Тимофеев, отпыхиваясь.
Исаеву стало стыдно – все его навыки и «солидный» опыт десантника смыло, как бумажку в унитаз, едва только подступила реальная война. Марлену отказал и ум, и вообще всякая сознательная деятельность, а эмоции выдали одну команду: «Бегом марш!»
Но не признаваться же в трусости?
– А ты слышишь, где бой идет? – заговорил Исаев с напором. – На западе! Наверное, там наши, в окружение попали. Пойдем к ним. Лучше всей толпой к линии фронта идти, чем в одиночку.
Выкрутился…
– Правильно! – одобрил Вика.