Вот как раз возле этого самого камня я и стоял, когда появились аиотееки. А вот там, чуть дальше, шагах в пяти, я завалил того злодея, что попытался проткнуть меня своим копьем. Можно сказать, что именно тут и состоялось мое первое настоящее боевое крещение — не когда из засады да еще и в темноте, ударом в спину врага победить, а вот так вот, лоб в лоб, с копьем против копья… М-да… Как же давно это было!
…Только навестив места, где уже бывал ранее, человек способен оценить суть произошедших с ним перемен. Вот вроде снова топаем мы с Лга’нхи по знакомой дорожке в славный Иратуг. Но, что называется, почувствуйте разницу!
Вроде прошло-то всего четыре года, как примерно такой же ранней весной мы шли по этим самым местам, сопровождая Осакат на встречу с дедушкой, а кажется, будто прошла вечность.
И изменились не эти горы, что стоят тут вечность, изменились мы с приятелем, и как изменились!
Начать хотя бы с облика. Тогда мы были дикари дикарями, свято блюдущие «самостийность» своего облика… Кто попробовал бы тогда снять с Лга’нхи его степняцкую жилетку и одеть в более «цивильные» одежды?! Для этого сперва пришлось бы его убить и содрать скальп, чтобы окончательно лишить самоуважения, иначе бы он продолжал биться за сей предмет своего гардероба даже мертвый.
И только после многодневных однообразных махов веслом, просоленый морскими брызгами и под палящими лучами солнца, основательно натерев кожу до кровавых расчесов и истекая обильными ручьями пота под толстой недышащей кожей, сей дремучий степняк соблаговолил сменить свой «официальный мундир» степного пастуха на куда более удобную в тех условиях мягкую рубаху из растительного волокна… С тех пор и носит ее и на суше и на море. Потому что удобно.
Ну а я, хотя особым ретроградом в отношении собственного гардероба никогда и не был, однако, думаю, тоже сильно изменился внешне. И хотя последнее зеркало, в которое я смотрелся, было окном электрички, отражающим мою физиономию, из-за чего в собственном воображении я продолжаю представлять себя этаким безусо-безбородым хилым юнцом, по какому-то удивительному недоразумению попавшем в абсолютно чужой ему мир… Но вот глянуть хотя бы на руки!
Тяжелая работа, от которой в этом мире никуда не убежать, да тренировки с тяжелым протазаном, который я последние годы редко выпускал из рук, давно уже изменили мои руки, некогда нежные от постоянной работы с влажной глиной. Крупные, узловатые и мозолистые кисти, широкое запястье, набитые костяшки — такие руки не могли присниться Пете Иванову даже в страшном сне, сколько бы тот не пыжился воображать себя крутым мужиком.