– Да, у меня всё запланировано. Просто наберись терпения, – таинственно говорю я.
– А как же радушный приём? Это приветствуется, но не обязательно. Я хочу сейчас, – говорит Кэл, поймав и подняв меня.
Я смеюсь, но потом перестаю.
– Ты не знаешь, какой сегодня день? – спрашиваю я немного разочарованно – хотя и не очень сильно. Он ведь мужчина.
– Сегодня же не твой день рождения, да? – спрашивает Кэл.
Я хмуро смотрю на него, и он опускает меня на пол.
– Нет, это всё равно глупая затея, – говорю я, стараясь показаться безразличной. Я подхожу к нашему дивану и сажусь.
Мужчина хмурит брови.
– Детка, не нужно ждать от меня, что я буду помнить все эти идиотские даты, потому что ты меня сильно расстроишь, если это так, – говорит он, садясь на корточки, так что теперь наши глаза на одном уровне.
– Серьёзно, Кэл – говорю я, не веря своим ушам.
– Что? – спрашивает он, а я проскальзываю мимо него.
Он довольно ясно дал мне понять, не ждать от него чего-то потрясающего или запоминающегося. Интересно, отпуск считается? Может, ты и не празднуешь годовщину каждый месяц, ведь прошло только два, но это были самые счастливые два месяца в моей жизни. Какая я дура, хотела отпраздновать с ним, из-за него мне определенно придется это переосмыслить.
– Ты злишься, – вздыхает он, направляясь за своим чемоданом.
– Нет. Ну, хотя да, я злюсь. Я могу простить тебя за то, что ты забыл о нашей годовщине, хотя прошло только два месяца, но если ты думаешь, что я буду прощать тебе каждый праздник, о котором ты забыл, то... – я умолкаю, так как он вытаскивает прекрасную черную коробку, перевязанную красной лентой. Кэл кладёт её мне на колени. Я поднимаю на него взгляд, и он многозначительно улыбается, сложив руки на груди.
– Что вы говорили, миссис Скотт?
По моему лицу расплывается широкая улыбка, и я закатываю глаза.
– Ты придурок, ты знаешь об этом? – смущённо говорю я, развязывая красный бант.
Мужчина садится рядом со мной, целует в шею и наблюдает, как я осторожно снимаю красную ленту.
– Давай, детка, разорви обёртку! – нетерпеливо торопит он и щекочет меня.
– Ладно, ладно. Просто она такая красивая, – говорю я, разворачивая обёрточную бумагу, и когда вижу золотистую коробку с надписью «Christian Louboutin», я замираю. Кэл смотрит на меня, и по его лицу расплывается широкая улыбка.
– Да ладно! – говорю я, и лихорадочно открываю коробку и вижу пару вишнево-красных замшевых туфель, украшенных золотистыми стразами – точно такие же, как у Джессики Альбы на каком-то вечере, и я заставила его смотреть на них вместе со мной. – Боже мой, Кэл! – говорю я, чувствуя себя ужасно за то, что рассердилась на него.