— Это меньше, чем я ожидал, — сказал Акула Додсон, и ткнул пачки носком сапога Затем он задумчиво посмотрел на потные бока своей уставшей лошади.
— Старик Боливар еле дышит, — сказал он медленно. — Жалко мне твоего гнедого.
— И мне, — с чувством сказал Боб. — Но делать нечего. У Боливара круп выдержит. Уж как-нибудь он дотащит нас до подставы.
— Слушай, я все вот думаю, как это странно! Каким образом ты, человек с Востока, свалился вдруг сюда и даешь нам, западным молодцам, сто очков вперед в отчаянных делах? Откуда ты там, собственно, с Востока?
— Из штата Нью-Йорк, — ответил Акула Додсон, усевшись на валуне и пожевывая ветку. — Я родился на ферме в Альстерском графстве и убежал из дому, когда мне было семнадцать лет. На Запад я попал случайно. Я шел по дороге с моим узелком, направляясь в Нью-Йорк. У меня была идея добраться до Нью-Йорка и нажить там кучу денег. Мне всегда казалось, что я смогу сделать это. Однажды вечером я пришел к месту, где дорога разветвлялась, и я не знал, куда мне взять. Я подумал этак с полчаса и затем пошел налево. В эту же ночь я наткнулся на лагерь странствующего паноптикума «Дикий Запад», который разъезжал по маленьким городам, и, прицепившись к нему, вместе с ним явился на Запад. Я часто задавал себе вопрос, не вышло ли бы из меня чего-либо иного, если бы я выбрал тогда другую дорогу — направо?
— Ну, я думаю, ты кончил бы в том же духе, — сказал с философской жизнерадостностью Боб Тидболл. — Дело не в выборе нами дороги. Дело в том, что сидит там внутри у нас и заставляет нас свертывать с пути.
Акула Додсон встал и прислонился к дереву.
— Я много дал бы, чтобы твой гнедой был жив, Боб, — сказал он снова, почти патетически.
— Да и я также, — согласился Боб. — Коняга он был на совесть, первоклассный. Ну, да Боливар прекрасно довезет нас. Не пора ли, кстати, нам тронуться? А, Акула? Я опять завяжу этот тюк, и мы дернем поверху, где лес погуще.
Боб Тидболл вложил добычу обратно в мешок и крепко завязал его веревкой. Когда он поднял голову, первое, что бросилось ему в глаза, было дуло револьвера, направленное на него Акулой Додсоном. Рука Акулы не дрожала.
— Брось эти шутки, — сказал Боб, усмехаясь. — Нам надо догонять ветер.
— Успокойся, — сказал Акула — тебе никогда больше не придется догонять ветер, Боб. Мне очень грустно сказать это тебе, но только одному из нас представляется возможность спастись. Боливар совсем устал и не может вывезти двоих.
— Мы три года были товарищами — ты и я, Акула Додсон, — спокойно сказал Боб, — и не один раз вместе рисковали жизнью. Я всегда с тобой поступал честно и считал тебя мужчиной. До меня доходили кривые толки насчет того, что ты странным образом застрелил одного или двух человек, но я никогда не придавал им значения. Теперь, если ты просто хочешь подурачиться немножко, Акула, так убери свой револьвер, сядем на Боливара и испаримся. А если ты хочешь стрелять, так стреляй, черная твоя душонка, сын тарантула!..