Егор невольно улыбнулся. Он не видел их всего сутки, но уже безумно соскучился.
— Она все бабулины цветы продегустировала!
— Сегодня баба Таня придет, так что ты будь дома. Не смойся никуда. Соскучилась она по вам крепко.
— Да я в курсе, па. Она мне звонила.
— Вот и хорошо. Тогда до вечера?
— Ой, слушай, все забываю тебе сказать. Ты Вере косарь торчишь. Она там что-то Аське за свои покупала. Не дело это.
— Где ж ты раньше был? — Хорошего настроения — как не бывало. Он вообще себя чувствовал крайне неуютно после их с Верой последнего разговора. Наплел по пьяной лавочке всякого бреда. О самоотводе твердил. С чего он вообще решил, что между ними что-то может быть? Совсем мозги в баньке растаяли. Или растворились во хмелю. А может, весна виновата, чего только не приходит в голову в эту пору.
— Да, забыл. Ты, в общем, занеси ей тысчонку. Ну ладно… мне уже убегать надо.
— Аське привет передавай. И бабе Наде.
— Передам. Ну, все. Давай.
Егор еще недолго погулял с собакой и вернулся в дом. Денег с собой у него не было. Отставив Страшилу дома, схватил кошелек и помчался в ближайший магазин к банкомату. Сняв ровно тысячу, решительно двинулся к Вериному до му. Как и в день его первого визита, Вера открывать не спешила. К родителям, что ли, уехала? Наконец, когда он уже было решил уходить, дверь немного приоткрылась:
— Егор?
Он не понял, что его насторожило. В ее голосе было что-то такое, из-за чего он мгновенно переиграл свой план отдать деньги и тут же уйти. Шагнул внутрь, оттесняя молодую женщину вглубь коридора.
— Что-то случилось?
Она промолчала, закусив губу. Покачала головой из стороны в сторону так, что ненадежно скрепленные на макушке волосы рассыпались по плечам. Он залип на этом видении. Русый, не тронутый краской шелк, длиной до середины спины.
— А почему нос красный, и глаза на мокром месте?
Егор не знал, зачем интересуется. Они уже все для себя решили. Ему следовало оставаться в стороне, и не отсвечивать, но…
— Я все-таки пытаюсь разобраться с Димкиными вещами. Ты почему-то всегда приходишь в тот момент, когда я пытаюсь на это решиться.
Егор хмыкнул, разулся, ругая себя, на чем свет стоит.
— И как же ты это делаешь с поломанной рукой? Почему маму не попросила помочь, или отца? Друзей, на худой конец?
— Не хочу волновать родителей. Для них это едва ли не так же больно, как и для меня. Они в Димке души не чаяли. Один внук, мальчик… Прости, Егор, мне не следовало тебе это говорить.
— Почему?
Вера часто-часто заморгала, отвернулась, вдохнула глубоко:
— Чтобы не давить на тебя. Беспристрастность, и все такое…