- Нам нужно создать такое материальное превосходство над нашими возможными врагами, чтобы победа была обеспечена во всех случаях и в кратчайший срок, - сумел, наконец, вставить Гаусс...
Одно мгновение Гитлер смотрел на него удивленно, как человек, наскочивший на неожиданное препятствие. Потом громко рассмеялся:
- Если я решу воевать с Францией, то мои люди окажутся в ее столице еще в мирное время. Это будут французы. Они будут маршировать среди бела дня по улицам Парижа. Они смогут войти в любое министерство, в парламент, занять телеграф, вокзал, здание генерального штаба!.. Не смотрите на меня такими глазами! Я утверждаю: в течение нескольких минут любая страна - Франция, Польша, Чехословакия - лишится своих руководителей. Задолго до войны мною будет установлен контакт с людьми, которые составят угодное мне новое правительство. Я продиктую им условия раньше, чем раздастся первый выстрел на фронте. Первый огонь следует открывать в тылу!..
По удивленному виду Гаусса Гитлер догадался, что тот не понял смысла этого восклицания. Он с готовностью пояснил:
- Я имею в виду, что первые пули предназначаются правителям враждебного государства. Если эти выстрелы будут верно направлены, война вообще может оказаться лишней.
- В таком случае, - иронически заметил Гаусс, - вероятно, целесообразно вернуться к системе турниров. Турнир правителей - один на один.
Гитлер состроил презрительную мину.
- Я не могу позволить себе роскоши рисковать своей жизнью - она слишком нужна Германии. За меня это дело должны делать другие. Одна пуля в затылок противника - и спор решен сам собою.
- На место убитого встанет же кто-то другой.
- В том и заключается задача: этот другой должен быть моим человеком.
Гаусс видел, что спор бесполезен. Он решил дать Гитлеру высказаться.
Но Гитлер внезапно умолк, неподвижно уставившись в одну точку на занавеске окна. Он размышлял: говорить или не говорить, что в одном пункте своей программы он не уверен - в том, что ему удастся взорвать тыл Советского Союза и продиктовать русским свои условия... Говорить генералу о своих сомнениях или нет?..
Он решил промолчать. Никто не должен был сомневаться в его могуществе. Даже эти вот чортовы старые перечницы с Бендлерштрассе, воображающие, будто они знают все там, где дело касается войны.
Генерал воспользовался этой паузой:
- Никогда нельзя быть уверенным в том, что мы сможем подавить желание чужого народа в целом оказать нам сопротивление! Уроки прошлых войн говорят о величайшей сложности этой задачи.
Гитлер посмотрел на Гаусса со снисходительностью, как на человека, который не способен понять простых вещей. Он вплотную приблизился к генералу и таинственным полушопотом проговорил: