- Прекрасная формула! - с неожиданной свободой сказала Инга. Она закинула ногу на ногу, достала из кармана жакета папиросы и закурила. Прищурившись, выпустила струйку дыма, делая вид, будто не замечает, какое удивление, граничащее с испугом, расширило при этом глаза епископа. А он смотрел на нее и смотрел не отрываясь: перед ним была женщина зрелая, сильная, ироническая. - Но... - тут Инга сделала паузу, разгоняя ладонью облако папиросного дыма, - впрочем, лучше я скажу несколько слов потом... Может быть, в уставе есть еще столь же полезные формулы?
- Есть еще правило в этом прекрасном уставе: "к убийству может прибегать и тот, кому по завещанию предназначено наследство; он может убить всякого, кто стал бы воздвигать препятствия на его пути к приобретению наследства".
- Вполне ясно, - Инга снисходительным кивком подтвердила свои слова и отбросила окурок. - Но какое отношение все это имеет к миссии, возлагаемой на меня?
Епископ ответил ей теперь так, словно вел разговор равного с равным:
- "Разрешается убивать для защиты того, чего у нас нет, но на что мы предъявляем свои права и что надеемся получить". Разве тут мы не можем говорить о свыше предназначенной нам Латвии и о тех, кто препятствует нам в овладении нашим, - о коммунистах? ...В мудрости своей, укрепленной самим господом Иисусом Христом, Общество предусмотрело эти правила священной непримиримости к врагам Иисуса. Это как бы завещание Лойолы - рыцаря пречистой невесты христовой католической церкви.
Инга ответила медленным кивком головы и задумчиво, перебирая в пальцах край платка, спросила:
- Завещание Лойолы?
- Конечно!
- Но разве завещание Лойолы - это закон церкви? - быстро поднимая голову, резко спросила она. - Ведь католическая церковь - не орден иезуитов, целая Советская страна - не один человек, на наследство которого вы хотите наложить руку!
Взгляд Ланцанса выражал удивление, укоризну и испуг. По мере того как говорила Инга, епископ все более сокрушенно покачивал головой. Он не прерывал взволнованной речи Инги и дождался, пока она умолкла. Тогда сказал:
- Вы многое усвоили из предметов, в которых женщины не часто разбираются. Но господь еще не сподобил вас мудрости обобщения. Отвергая слепое повиновение без рассуждения, вы желаете следовать стезею философского осмысливания акций, возлагаемых на вас святою церковью. Похвальное в зачатке своем намерение ваше может привести вас к печальному тупику. - Ланцанс сложил руки и сплел пальцы, чтобы лишить их возможности двигаться. Их беспокойное стремление непрестанно что-либо перебирать мешало ему сосредоточиться. Инга обнаружила свойства неожиданные, необычные и неудобные. Будь на месте Инги другая, Ланцанс, вероятно, не стал бы терять время на убеждение. Он просто отправил бы девицу прочь с приказом матери Маргарите сплавить не пригодный для работы материал поскорее и подальше. И он сам не понимал, правильно ли поступает, не делая этого. Но чем дальше он слушал Ингу и смотрел на нее, тем яснее ощущал отсутствие в себе свободы, с какою обращался с другими пансионерками. Было в Инге что-то, что мешало ему спокойно смотреть на нее только как на материал, пригодный или не пригодный для работы. Старательно подбирая слова, он говорил: - С какой бы стороны мы ни подошли к вашей миссии, высказывания отцов церкви и весь ее опыт убеждают нас: священное право меча принадлежит святой церкви там, где речь идет об устранении еретиков, отступников, врагов Христа. Тут неуместен даже исторический спор о прямом или косвенном праве церкви на наказание смертью ее врагов. Иезуиты кардиналы Тарквини, Мацелла, отец Либераторе, отец Капелло - все они с очевидностью доказывают: церковь - самое совершенное общество. А ведь никто не оспаривает у совершенного общества права меча. И если вам, дитя мое, церковь вручает свой карающий меч, то остается только принять его, склонившись перед ее волей.